— Тогда, дорогие хиппи, расскажите для наших зрителей, — стараясь вновь завладеть вниманием аудитории, заговорила корреспондентка, — в чём ваше счастье?
— Наше счастье? — Раста переглянулась с друзьями, подставила лицо и ветру и честно ответила, жмурясь от удовольствия: — Наше счастье — наша свобода! А наша свобода — в нас самих!
— Свобода? — озадачилась корреспондентка. Ей хотелось чего-нибудь поконкретнее или, ещё лучше, поскандальнее. Особенно от хиппи — под этим словом, правда, обычно объединяли любых «неформалов», а не только юных и ещё только разбирающихся в собственном движении «детей цветов». Но она мужественно принялась развивать тему: — То есть, хиппи по-прежнему выступают за мир без границ и законов?
— Мы не выступаем. Мы живём, — поправил Каша неожиданно серьёзно, вздохнул и объяснил, со своим непередаваемым пафосом в глазах: — Свобода — это… когда ветер подхватывает тебя и кружит, как сорванный с ветки лист. Когда природа вокруг тебя не тяготится присутствием человека, а человек не заставляет её приносить ему выгоду! Свобода — это когда ты счастлив просто оттого, что ты и твои друзья есть на земле, оттого, что ты можешь сделать мир вокруг чуточку прекраснее…
Каша не стремился к патетике. Он просто так говорил — и так верил. На самом деле. «На полном серьёзе». Если Спец просто любил говорить «по-книжному», вполне осознанно, то Каша — он так просто жил.
Вокруг друзей плескался ветер, который принёс им запах свободы. Счастье, обычное счастье четырнадцатилетних подростков, отражалось в пруду, в небе, в проходящих мимо или останавливающихся из любопытства людях, в усталом операторе с камерой. Раста, Каша, даже Спец улыбались, смеялись, что-то поясняли, с упоением вдыхая щекочущий где-то под сердцем запах свободы.
Когда корреспондентка унеслась дальше разыскивать «эхо мнений разных людей» о том, в чём же счастье, на ходу воюя с поставившем ультиматум «Или сейчас заворачиваем перекусить, или я ничего не снимаю» оператором, Раста звонко рассмеялась, схватила Спеца за руку и закружилась с ним, второй рукой подхватив под локоть Кашу.
— Мне хорошо, хорошо! — проговорила она сквозь смех, потом вдруг притормозила и, посерьёзнев, взглянула на Спеца: — Эй, ты чего?
— Чего я? — с излишним недоумением спросил Спец, и Раста не поверила, что он не понял, о чём речь.
— Ты такой… напряжённый. Что случилось? — девочка попыталась поймать его взгляд — всё-таки, друг был её немножко ниже, — но не смогла: Спец уткнул взгляд в свои часы.
— Не люблю… корреспондентов, — поморщился он, вспоминая что-то. Раста могла только догадываться, что воспоминания эти много раньше их знакомства.