Кирби смотрела на Адама, обдумывая его слова и собственное положение.
– Но я еще не испытывала на вас свой взгляд.
– Разве? – пробормотал он.
Почувствовал дикий волнующий аромат, напоминавший об одиноких зимних ночах. Она раздраженно надула губы – именно так она соблазнила его. Он должен был попробовать их – совсем чуть-чуть. Всего лишь легкое касание, только вкус… потом вернется к работе. Ее губы ответили ему. Или покорились.
Желание опалило его. И всепоглощающий огонь. Пламя, жар, дым… Таков ее вкус. Дым и соблазн, и обещание невероятного наслаждения.
Он попробовал, но этого оказалось мало. Хотелось прикосновений.
Ее тело было маленьким и хрупким, таким, что мужчина боялся бы его взять. И Адам боялся, но не за нее. За себя. Кирби могла рассечь мужчину пополам. В этом он был абсолютно уверен. Но, лаская и смакуя ее, Адам понимал, что ему наплевать.
Он никогда так сильно не хотел женщину, а с ней чувствовал себя подростком на заднем сиденье машины, мужчиной, заказавшим лучшую шлюху во французском борделе или падающим в объятия жены. Ее противоречивость эротичнее, чем атлас, кружево и тусклый свет. Мягкий проворный рот, сильные решительные руки… Вряд ли он сможет когда-нибудь вырваться из этих объятий. В обладании ею он познал бы бесконечный круговорот сложностей, битв, возбуждения. Она – наркотик. Прыжок со скалы. Если он не будет осторожен, то умрет от передоза и разобьется о камни.
Каких огромных усилий ему стоило отступить. Она лежит перед ним с полузакрытыми глазами.
«Не поддавайся! – в отчаянии кричал он себе. – Достань Рембрандта и уходи! Ты здесь только за этим».
– Адам… – Кирби прошептала имя так, словно никогда раньше его не произносила. Оно ласкало язык. Она могла думать только о том, что никто и никогда не заставлял ее чувствовать подобное. И никто не заставит. Что-то пробудилось внутри ее, и она не хотела этому препятствовать. Сдалась.
Адама вновь охватило пламя желания.
«Она – ведьма, – решил он. – Цирцея. Сирена. Пора отступить».
– Вам надо переодеться.
– Адам… – Кирби приподнялась и коснулась его лица.
– Подчеркните глаза. – Он поднялся, стараясь держать себя в руках.
– Глаза? – Она уставилась на него – тело дрожало, голова не работала.
– И оставьте волосы распущенными. – Он направился к двери. – Двадцать минут.
Кирби оперлась на локти. Она не позволит ему увидеть ее боль, а себе – страдать из-за отказа.
– Вы хладнокровный, – мягко произнесла она. – И самый сдержанный из всех, кого я когда-либо встречала. Но вы еще можете оказаться на коленях.
Она была права.
– Это риск, на который я готов пойти. – Кивнув, он хлопнул дверью. – Двадцать минут, – донеслось снаружи.