– Утром ты выглядела как ребенок, – пробормотал он и погладил ее по щеке. – Я не мог заставить себя разбудить тебя. – Он лишь на мгновение коснулся ее кожи, затем убрал ладонь. – Жду тебя наверху.
Оказавшись в своей комнате, Кирби швырнула красное платье на кровать. Затем принялась одной рукой стягивать с себя одежду, а другой придерживала телефон
– Харриет, это Кирби. Звоню тебя успокоить.
– Умная девочка. Проблем не возникло?
– Нет. – Кирби пыталась выбраться из джинсов. – Мы управились.
– Мы? Филипп был с тобой?
– Папа уснул на диване, после того как Адам подменил бокалы.
– О, дорогая! – удивленно воскликнула Харриет. – Он очень разозлился?
– Папа или Адам? – уточнила Кирби, пожав плечами. – Не важно. В конце они оба вели себя вполне разумно. Помощь Адама оказалась очень кстати.
– А можно подробнее?
Продолжая бороться с одеждой, Кирби все рассказала.
– Изумительно! – Довольная развернувшимся спектаклем, Харриет лучезарно улыбнулась телефону. – Жаль, я сама не сделала этого. Нужно узнать твоего Адама поближе и придумать более эффектный способ выразить ему мою признательность. Как думаешь, ему нравятся крокодильи зубы?
– Вряд ли что-то доставит ему большую радость.
– Кирби, ты знаешь, как я благодарна тебе. – Тон Харриет стал серьезным, по-матерински заботливым. – Ситуация, мягко говоря, затруднительная.
– Контракт нельзя расторгнуть?
– Нет. – Она горестно вздохнула, подумав об утраченном Тициане. – Это моя вина. Я должна была объяснить Стюарту, что картину нельзя продавать. Филипп наверняка в ярости из-за меня.
– Ты сможешь с ним справиться. Всегда могла.
– Да, да. Боже, что бы я без тебя делала. Бедняжка Мелли не понимает меня так, как ты.
– Она просто другая. – Кирби смущенно опустила глаза в пол, пытаясь не думать о Рембрандте и прогнать чувство вины. – Приезжайте сегодня с Мелли на ужин.
– О, я бы с удовольствием, но у меня встреча. Как насчет завтра?
– Отлично. Мне позвонить Мелли или ты сама ей скажешь?
– Я увижу ее сегодня днем. Береги себя и поблагодари за меня Адама. Черт подери, я слишком стара, чтобы дать ему что-то помимо крокодильих зубов.
Усмехнувшись, Кирби положила трубку.
Солнце играло с платьем, то заставляя материю вспыхивать пламенем, то окрашивая ее в темный оттенок крови. Ослепительные лучи отражались от золота колец в ушах Кирби и золота браслетов на ее руках. Адам погрузился в лихорадочную работу, наслаждаясь великолепной мозаикой света и теней.
Он был художником тонких деталей, использовал свет и тень по настроению. В своих портретах он боролся за внутренний мир, правду, скрывавшуюся под поверхностью модели. В Кирби он видел воплощение женщины – силу, хрупкость и неуловимое мистическое плотское влечение. Надменность и обаяние – в ней присутствовало и то, и другое. Сейчас, яснее чем когда-либо, он понимал это.