– Но ведь ты меня знаешь. Знаешь ведь, трижды был вторым в списке награжденных Киноакадемией…
Я покачал головой.
– Прости, Майк. Ничего не могу.
– Эд, первый раз в жизни – прошу. Я же свой в этом бизнесе. Я тут с мальчишеских лет. Начинал рабочим в студии, потом – монтажер, оттрубил восемь лет помощником режиссера, пока не выпало счастье. Потом двенадцать лет наверху. А теперь они хлопнули у меня перед носом дверью.
Это несправедливо.
– Это Голливуд,- сказал я.- Ты и сам понимаешь. А я только маленький «независимый» продюсер. Я не имею тут веса. Почему ты просишь меня?
Он был теперь совершенно трезв. Он глядел на меня, не мигая, а голос понизил до шепота.
– Ты догадываешься, Эд, почему. Я не просто хочу от тебя работу. Хочу, чтоб ты поговорил обо мне со своими людьми.
– С моими людьми?
– Не прикидывайся. Я слышал. Слышал, чем ты вертишь. И я хочу к вам.
Ведь я заслужил, по делам. Я свой.
Невыносимо было видеть эти глаза. Я отвернулся.
– Ладно, Майк, знай. Я говорил со своими людьми, как ты их называешь, говорил тому несколько месяцев. Мы изучили твой случай. И они тебя отклонили.
Он коротко рассмеялся, потом с улыбкой сказал:
– Известное дело: хромому да не прыгнуть… Спасибо, что хоть говорил, Эд. Увидимся, дорогой.
Я ушел, мне не хотелось оставаться с ним дольше. Хотелось еще поболтать с его девушкой, но с ним рядом было невыносимо. Почему-то мучило чувство, будто я только что смертный приговор ему вынес.
Может, глупо брать на себя столько, но сообщение через месяц в газете о его самоубийстве адресовалось, вроде бы, мне. Они, многие, кончают собой, повидав меня. Особенно, если знают – или угадывают – правду.
Кей Кеннеди с собой не покончила.
Не скажу, кого она подцепила после того, как Майк Чарльз вышиб свои мозги в потолок из кольта тридцать восьмого калибра, но человек был для нее верный. Год не прошел, и она сделалась Кей Кеннеди, а ее волосы обрели натуральный каштановый цвет. Я стал за ней наблюдать. У «независимого» продюсера одна из главных задач – наблюдать за людьми, появившимися в нашей сфере. Наблюдать и ждать.
Я наблюдал и выжидал еще год, прежде чем опять с ней повстречался «У Романова» однажды вечером.
Она уже знала вкус первого настоящего успеха, сыграв в «Хорошей погоде».
Она сидела за одним из лучших столиков с Полом Сандерсоном, когда я вошел.
Пол крикнул мне «Хэлло!» через зал, и я направился к ним. Представляя ее, он произнес имя отчетливо. И ресницами она в этот раз не хлопала.
– Я ждала случая вновь вас увидеть, мистер Стерн,- сказала она.- Вы, может, меня и не помните.