Однако о. Сергий показал мне ваше письмо, где вы интересуетесь его взглядами на эволюцию, и попросил, чтобы я изложил мои взгляды.
Если Вам это любопытно и как-то развлечёт Вас, я попробую это сделать покороче. То, что моё первое письмо к Вам, как я понял, вызвало у Вас желание продолжить беседу, может послужить мне оправданием. Итак, постараюсь писать предельно сжато.
1. Даже в науке признается огромная роль интуиции. Тем более важна она в художественном творчестве и в философии. Мы, христиане, убеждены, что и религиозное познание интуитивно по природе, хотя и оформляется разумом (не банальной логикой, а логикой «диалектической»). Мы верим, что были особые взлёты духовного постижения, которые мы именуем Откровением. Оно зафиксировано в Библии. Вы сразу можете возразить: но ведь и в других писаниях люди находят его. Это справедливо. Но библейское Откровение — наиболее полное и ёмкое. Иудеи признают Ветхий Завет — и мы; мусульмане веруют во единого Бога и в особую миссию Иисуса — и мы. В Единого веруют конфуцианцы, даосы, индусы, буддисты, махаяны, маздеисты, сикхи и другие. И даже язычники усматривают позади пантеона некое Высшее Существо. Современные исследования буддизма-хинаяны показали, что и в нём есть понятие об Абсолюте (Нирвана). Все эти религии знают, что человек с Ним связан и что эта связь проявляется, в частности, через этику. Христианство включает в себя все основные положения мировых религий. Но в чём-то возвышается над ними (простите мне конфессиональную интонацию).
2. Когда мы говорим о Библии, мы не должны сравнить её с наукой той или иной эпохи. Наука меняется, а Библия, не претендуя на естественно-научную картину космогенеза, говорит о вечном. Именно в силу этого язык её — условный и символический. Подобно великому произведению искусства, которое восхищает людей во все века, она несёт в себе непреходящее, облачённое в одеяния своей эпохи. Это не новая мысль. Ещё во II и I веках до нашей эры люди считали, что Библия содержит больше глубины и смысла, чем это видно на поверхности (Кумранские комментаторы, Филон, талмудисты). А в IV веке н. э. Златоуст, комментируя книгу Бытия (рассказ о миротворении), отмечал, что автор его «употребил грубые речения приспособительно к немощи человеческой». Итак, для нас важна не форма, а смысл. Но этот смысл опять-таки нужно сравнивать прежде всего не с наукой, а — с общефилософскими идеями и религиозными космогониями. Все они исходили из мысли, что Вселенная не может быть изменена, что она либо статична, либо (что утверждалось чаще) вращается по кругу. Это циклическое мировоззрение присуще как Платону, так и вавилонским учёным, индийцам и Гераклиту. Этой общей картине циклического круговорота Библия противопоставила идею Истории, Становления, восхождения. Идея эта пронизывает всё Писание и произвела настоящий переворот в сознании народов. То, что мир не кружится (это учение возродил Ницше), а идёт по пути совершенствования, стало основой западной историософии. Это отразилось и на концепциях науки, прогресса и пр. Однако, Библия почти всё своё внимание сосредоточила на истории, а не на природе. А естествознание христиане заимствовали от греков, которые (даже такие как Аристотель) не знали идеи развития. В Средние века говорили о грядущем Царстве Божием, о трёх фазах истории: Отца, Сына и Духа, но Космос всё ещё мыслили на эллинский манер. Освободиться от гипноза античной науки (ведь её конкретные достижения потрясли молодую Европу) не могли очень долго. Отсюда и конфликты, вызванные борьбой гео- и гелиоцентризма (геоцентризм считался просто доказанной античной теорией). Но в конце концов европейская культура неизбежно пришла к идее эволюции, которая вошла (вернее, вернулась) в христианское сознание. В XVIII веке её утверждал Ламарк, сочетая её с идеей