Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах (Любарский, Желудков) - страница 21

. Ведь идея воздаяния распространена широко. И нет ли в этой позиции, гласно основанной только на религиозных понятиях, ещё и некоторой доли пусть неосознанного, но лукавства? Желания спокойно жить? И религия лишь обеспечивает для этого удобное прикрытие?

К этой, если можно так выразиться, социальной чёрствости добавляется ещё и чёрствость личная. Я был свидетелем, как тяжелый кризис, развивавшийся в одном из наших друзей, не только не вызвал тревоги в этих верующих, но, напротив, вызвал радость, ибо эволюция шла в их сторону. «Исаия, ликуй!»… Ничего не помогало, даже мои мольбы, чуть ли не со слезами на глазах, поберечь человека, быть с ним повнимательнее. Пока не грянул гром[5]. Где же эта даруемая верой чуткость, открытость сердца?

В данном случае нет речи о том, что это индивидуальные особенности людей, безотносительные к их вере или неверию. Судьба поставила чистый эксперимент. Я лично наблюдал нескольких человек в течение более года и с ужасом убедился, как менялся на глазах человек, некогда бывший буквально средоточием всего лучшего, что может быть в человеке: честности, мужества, бескомпромиссности, доброты, мягкости… И всё это больше и больше отмирало в нём по мере того, как катастрофически усиливалась в нём религиозность.

Ваши письма, в частности, вызывали у этих людей очень большой интерес, но при этом — разное несогласие. Многие их возражения касаются чисто церковной проблематики, мне непонятной. Но вот: Ваше утверждение о том, что Ганди более близок к Богу, нежели Иван Грозный, вызвало протест, близкий к ужасу. Боюсь, что Вы для них — неправославный.

Но это заметки в сторону. Частности и личные наблюдения. Хотя и небезынтересные, на мой взгляд.

Так как же с «анонимным христианством»? Я горжусь Вашей оценкой, оценкой одного из самых мною уважаемых людей, хотя и понимаю всю её незаслуженность и преувеличенность (без скромности, просто реально оценивая себя). Буду лишь стараться в будущем стать достойным Вашего мнения обо мне. Но не могу согласиться с титулом «анонимного христианина».

Казалось бы, почему? Ведь, как бы мы ни спорили между собой, нас с Вами одушевляют одна мораль, одни стремления, одно дело, одни идеалы. Так ли уж важно, как их назвать? Важно, ибо исторически со словом «христианский» сцеплено многое такое, чего принять я не могу. А человеческая психика устроена так, что принимает понятие в целом, таким, как оно сформировалось в истории. Назвав кого-либо христианином, пусть даже анонимным, Вы тем самым в глазах других людей создаёте его вполне определенный облик, отличный от того, который Вы сами себе представляете и который действительно имеет место. Слово имеет самодовлеющую силу, и пользоваться им надо осторожно.