Христианство и атеизм. Дискуссия в письмах (Любарский, Желудков) - страница 80

Эти вопросы выходят за тему реферата. Возможно, мы откроем по ним отдельную дискуссию, — и тогда позвольте надеяться на Ваше участие.

3. Выступление Кронида Аркадьевича на тему об отречении апостола Петра было отречением от хорошего вкуса. Пусть ему Бог простит, а мы давайте считать этот эпизод яко не бывшим.

22.12.74

Кронид, милый! Пишу тебе под впечатлением твоей дискуссии с ревнителями нашей апостольской христианской веры. К сожалению, выразить могу только именно впечатление, так как не имею под рукой текстов, да и не сподобил меня Бог премудрости богословских вопросов. Впечатление же, можно сказать, гнетущее — не от тебя, конечно, а от них, — ну их там много, и люди разные, и сила гнетущести разная — и всё же гнетущее — у всех, даже самых лучших…

Ибо хочешь — не хочешь, а явствует: несть веры без догмата. А догмат — страшная вещь. Гнетущая вещь. И не так уж важно, что говорят, а в первую очередь — как. А «как» — вот какое: для самого лучшего догмат — вершина, пуп истины, всё остальное же… ну, всё остальное по-разному, но вот самое лучшее самого лучшего: ты, мальчик, более христианин, чем многие, полагающие себя христианами! Высокий дух, высокий дух! Тебе бы ещё только уверовать во Святую Троицу и непорочное зачатие — и, может быть, наравне с отцами церкви станешь. Да ты и вообще уже христианин, только сам по недомыслию не понимаешь этого. Но ведь даже тут, у лучшего-то: у тебя недомыслие, а у него, только у него, верующего, домыслие. И — никакого сомнения, цента сомнения, возможности сомнения, что именно так, а не иначе — нет, и быть не может.

И — занятная черта: прямого, ясно выраженного у тебя отвращения к догматике — ну просто-таки не замечает: по хорошести своей не замечает, потому что не вмещается, что такой хороший человек, как ты, может не принимать догматики: раз хороший и не верит — так только по недоразумению, потому что не додумал маленько. Ну, ладно, не додумал, пусть, пусть, а мы все-таки, с нашей высоты, считаем его нашим, мы поспешили сами воздать ему эту честь — ибо, в конечном счёте, честь — только это, и раз достоин чести — значит христианин, скрытый христианин, если сам себя явно не признаёт. А исходная же точка всё же такая: честь только в этом, а иной чести не бывает.

Но вот вступают другие, не столь хорошие, и стало быть не такие добрые, и, стало быть, более проницательные, и заявляют: позвольте, да какой же он христанин? Почитайте повнимательней: не во Христе, а в тщете, в грешной памяти людской мыслит он своё спасение. А это уже с нашей высшей христианской точки зрения ни в какие ворота не влазит. И — свысока, хлопая по плечу: не дорос ещё.