Сасо с непроницаемым лицом опустился на диван и сквозь зубы процедил:
— Что, господа, победу поделить не можете?
Дулепов и Люшков, обжигая друг друга ненавидящими взглядами, промолчали. Сасо, не желая прощать Дулепову его снобизма и унижения, которое перенес после неудачной облавы в «Погребке» на советского курьера, не упустил возможности отыграться сполна и с ухмылкой спросил:
— Чего молчите? Или из вас, как из большевиков, каждое слово клещами надо вытягивать?
— Мне не о чем говорить с этой комиссарской мордой, — буркнул Дулепов и отвернулся от Люшкова.
— Ты на свою посмотри! У барана и то умнее, — прошипел тот.
— Чт-о-о? Да я…
— Стоп! — осадил их Сасо и, как последних недоумков, принялся отчитывать: — Мозгами надо шевелить, а не зубы друг другу чистить! Дурное дело не хитрое, надо…
— Ваши у «Рагозинского» умом тоже не блистали, — огрызнулся Дулепов.
Сасо поиграл желваками на скулах, но не стал лезть в бутылку — перепалка на глазах Ниумуры авторитета ему не добавляла — и перешел к делу:
— Сколько пленных? Что они говорят?
Дулепов насупился и мрачно обронил:
— Двое.
— И это все?
— Есть еще трупы.
— Не густо. Ну, да ладно, я смотрю, вы уже потренировались, так что пора большевикам языки развязывать, — желчно произнес Сасо и поднялся с дивана.
Дулепов с трудом подавил кипевший в нем гнев и, не глядя на Ясновского, приказал:
— Ротмистр, зови Палачова!
— Есть, господин полковник! — встрепенулся тот и, ужом проскользнув мимо Ниумуры, выскочил в коридор.
Клещов проводил ротмистра тоскливым взглядом и переминался с ноги на ногу. В присутствии японцев он не осмеливался доложить Дулепову о потерях среди филеров — они были огромны. Тот сгреб в кучу разбросанные по полу и столу документы, деньги, пистолет, запихнул их в ящик и молча шагнул к двери. Вслед за ним потащился Люшков.
— А ты куда? — злобно прошипел он.
— Тебя забыл спросить! — огрызнулся тот.
— Прекратите! — Сасо остановил готовую вспыхнуть с новой силой ссору и распорядился: — Господин Люшков, спуститесь вниз, там ждет моя машина. Вас отвезут в госпиталь и окажут помощь.
Бормоча под нос ругательства, заклятые противники-соперники вынуждены были подчиниться и разойтись.
Дулепов сопроводил японцев в подвал. В тусклом свете затянутых паутиной электрических ламп ржавые, с облупившейся краской двери тюремных камер одним своим видом вызывали невольную дрожь. Угрюмый, устрашающего вида надзиратель, повозившись с ржавым замком, отодвинул засов. Дулепов первым, а за ним Сасо и Ниумура, вошли в камеру.
Слабые солнечные лучи с трудом пробивались через крохотное, покрытое толстым слоем пыли оконце. В полумраке трудно было определить живы или мертвы подпольщики, и только тяжелое, прерывистое дыхание говорило о том, что жизнь еще теплилась в их истерзанных телах. Зловещее молчание в камере нарушило гулкое эхо шагов. На входе в камеру появились Ясновский и хорунжий Палачов.