— Жду доклада 30 ноября. Людей и средств не жалей! Не то сейчас время — война, после победы сочтемся.
— Понимаю, Лаврентий Павлович. Сделаем все, что в наших силах.
— Этого мало. Вопрос на контроле у Хозяина.
Гоглидзе и без напоминания догадался, от кого исходила задача. Тщеславная мысль, что именно ему поручили такое важное задание, щекотала самолюбие, но следующий вопрос снова заставил напрячься.
— Как продвигается работа по Люшкову? Я что-то давно не слышал доклада, — сменил тему Берия.
Генерал-перебежчик сидел у управления, как кость в горле. Гоглидзе ничего другого не оставалось, как отделаться общими фразами:
— Ведем активный поиск, Лаврентий Павлович. Нащупываем подходы…
— Баб надо щупать! А мне Люшков живой или мертвый нужен! — оборвал Берия и, наливаясь гневом, сорвался на крик: — Я тебя зачем туда послал? Чтоб ты два года одно и тоже талдычил? Когда гадину придавишь? Это тебе не опер, а целый начальник управления к японцам сбежал! А ты — нащупываем! Позор, до сих пор отмыться не можем.
— Так то было при Ежове, — оправдывался Гоглидзе.
— Какой на хрен Ежов! Нашел, кого вспомнить — сволочь конченную! — продолжал бушевать Берия. — Этот идиот, когда ставили к стенке, запел Интернационал, думал, что Хозяин услышит и помилует. А ты мне — Ежов! Работать надо!
— Стараюсь! Вы же знаете, Лаврентий Павлович, год пришлось выкорчевывать предателей в управлении. Неделю назад последних расстреляли, — мямлил Гоглидзе.
— Ты не ровняй своих шестерок с той сукой! Хозяин меня мордой в это говно каждый раз тычет. Люшков, мерзавец! — голос Берии зазвенел от негодования. — Поливает нас как хочет. Мразь! На Хозяина руку поднял, а ты — щупаем!
— Лаврентий Павлович! Лаврентий Павлович!..
— Что — Лаврентий Павлович?
— Только случай спас сволочь, чуть-чуть не хватило.
— С твоим «чуть-чуть» мерзавец успел два раза к Хозяину подобраться. Ждешь третьего?
— Третьего не будет! Я его из-под земли достану! — поклялся Гоглидзе.
— Короче, Сергей, делай что хочешь, но чтобы этой фамилии я больше не слышал, — сбавил тон Берия и вернулся к началу разговора: — Работай плотно с Дервишем, у вас общие задачи. И торопись, мое терпение не безгранично!
— Я… я… — пытался что-то сказать Гоглидзе.
Из трубки доносилось лишь монотонное журчание. Он без сил откинулся на спинку кресла. Голова пошла кругом, а грудь сжало, будто стальным обручем. Жадно хватая распахнутым ртом воздух, Гоглидзе прошел к окну, сдвинул щеколду и широко распахнул створки.
Осеннее солнце слабыми бликами поигрывало на волнах Амура. Его воды величаво катили мимо пологих берегов, обагренных разноцветьем увядающей листвы. Створки окна подрагивали под порывами ветра, и солнечные лучи, отражаясь от стекол, шаловливыми зайчиками скакали по унылым стенам кабинета и угрюмому лицу его хозяина.