— Что под кормою? — не понял Сильвио.
— Пороховой склад.
— Но я видел, как вахтенные несли туда мушкеты, именно в ту дверь, — Головешка убежденно тряхнул головой, черные глаза его засверкали, как будто до желанного освобождения оставалось уже очень и очень недолго. — И вообще — ключи нам не помешают.
— Пусть так, — согласился Громов. — Однако ж удастся ли нам их выкрасть?
Мартин неожиданно засмеялся, не очень радостно, но достаточно громко, так, что стоявший у трапа вахтенный, обернувшись, погрозил парню кулаком.
— Он выкрадет, — усмехнулся Сильвио. — И тогда, когда скажем. Можешь в этом не сомневаться, Андреас.
Ссыльные дружно замолкли — двое матросов, пройдя мимо них, настежь распахнули в палубе люк, как видно, исполняя приказ капитана проветрить трюмы. Резко пахнуло смрадом и запахом давно не мытых человеческих тел. Громов невольно поежился. Африканские рабы! Бедолаги… Как им в такую жару в душном трюме.
— А эти черные парни нас бы наверняка поддержали, — тихо пробормотал про себя бывший лейтенант.
— Эти-то дикари? — обернувшись, сидевший рядом Сильвио презрительно скривился. — И как ты собрался с ними договариваться? Они и языка-то человеческого не знают, да и не люди вовсе.
Молодой человек отмахнулся — прав Головешка, по большому счету — прав. Люди, не люди — а как договориться-то? Да и — верно — дикари, и кто знает, что у них потом на уме будет? Может, как в старом анекдоте про негритянскую активистку Анджелу Дэвис, которой во время визита в СССР очень понравилась фраза из кинофильма «Чапаев» — «вот с белыми покончим, и настанет счастливая жизнь». Ну или как-то так…
Никакими работами нынче ссыльных никто не тревожил — некому было особо приглядывать — правда, и покормить тоже забыли, да, похоже, никто ничего и не готовил сегодня — с камбуза дым не шел, а исполняющий обязанности кока матросик усвистал вместе со всеми в гавань. Так что бедолаги нынче остались без еды. Хорошо хоть еще вахтенный смилостивился, принес бочонок с теплой водою.
— Не пойму, зачем нас заковали-то? — звякнув цепью, тяжело вздохнул Мартин. — Боятся, что сбежим? Так куда? Я слышал, в каждом порту тому, кто укажет беглых, — особая плата, так?
— Так, так, — потянувшись, протянул сквозь зубы Рамон Каменщик. — И тут так, и в Чарльстоне, да везде. В порт никак нельзя нам — где мы там спрячемся, ничего и никого не зная? Выдадут, схватят — тут и говорить нечего.
— Эх, — мальчишка завистливо скривился, покосившись на храпящего крестьянина, здоровяка Гонсало Санчеса. — Вот кому хорошо, так это Деревенщине — спит себе и в ус не дует.