Ее лицо превратилось в кровавую маску. Светлана сделала выпад ножом вправо, потом влево. И открылась. Я шагнул вперед, полоснул ее по внутренней стороне правого предплечья и рассек вены, мышцы и сухожилия до самой кости. Она взвыла, но не от боли – боль придет позднее или уже не придет. Светлана выла от страха, потому что с ней было покончено, ее рука стала бесполезной. Я развернул ее, толкнув в плечо, и вонзил клинок в область почек – все четыре дюйма, резким боковым ударом. Вполне безопасно – там нет ребер, никакой опасности для лезвия, которое могло бы застрять в кости. Через почки проходят большие потоки крови, и там множество артерий. Спросите у любого больного на диализе. Вся кровь человека циркулирует через почки множество раз за день – пинты крови, галлоны. Сейчас кровь Светланы выливалась наружу, и она уже не вернется обратно.
Она упала на колени.
Лиля пыталась прийти в себя; у нее был сломан нос, безупречное лицо изуродовано. Она бросилась на меня. Я сделал ложное движение влево, а сам сместился вправо. Мы танцевали возле стоящей на коленях Светланы, сделав целый круг. Я вернулся к тому месту, откуда мы начали, и метнулся на кухню. Промчавшись между стойками, я схватил один из стульев, которые бросила туда Светлана, и левой рукой метнул его в Лилю. Она попыталась увернуться, сгорбилась, и стул ударил ее по спине.
Я выскочил из кухни, обошел Светлану сзади, схватил левой рукой за волосы и рванул ее голову назад. Наклонился над ней и перерезал ей горло от уха до уха. Трудная работа, даже для великолепного лезвия «Бенчмейд». Мне пришлось нажимать, протаскивать нож и пилить, чтобы справиться с мускулами, жиром, твердой плотью и связками. Сталь скрипела, ударяясь о кость. Из рассеченного дыхательного горла Светланы вырывались хриплые свистящие звуки, она мучительно ловила воздух широко раскрытым ртом. Наконец из артерии хлынул фонтан крови, пульсирующая струя ударила в стену, намочила мне руку, и та стала скользкой. Я отпустил волосы, и Светлана упала вперед, глухо ударившись лицом о пол.
Задыхаясь, я сделал шаг.
Лиля смотрела на меня, ее грудь тяжело вздымалась.
В комнате стало ужасно жарко, запахло медью и кровью.
– Одна уже лежит, – сказал я.
– Но другая все еще на ногах, – ответила Лиля.
Я кивнул.
– Похоже, ученица превзошла учителя.
– А кто сказал, что ученицей была я?
Лилино бедро сильно кровоточило. На черном нейлоне брюк остался аккуратный разрез, и кровь текла по ноге. Туфля уже заметно намокла; мои трусы также пропитались кровью и из белых стали красными. Я посмотрел вниз и увидел, что кровь продолжает вытекать из моего тела. Много крови, паршивая рана. Однако меня спас старый шрам – ранение от шрапнели, много лет назад полученное в Бейруте. Загрубевшая белая кожа, рубец, оставшийся от неловких стежков, сделанных в полевом госпитале, остановил клинок Лили и отбросил его в сторону. В противном случае лезвие вошло бы значительно глубже. В течение долгих лет я с отвращением вспоминал не слишком аккуратную работу полевых хирургов, но теперь испытал к ним благодарность.