Меч путался в ногах. Настоящий самурайский меч, который все же вручил ему Мори Танабэ — меч, принадлежащий одному из пилотов, «вопреки обычаю, он ушел на вылет без клинка, несущего удачу, и не вернулся». Японский меч-катана был мало похож на саблю, полагающуюся офицерам кригсмарине при полной парадной форме, а уж носить его вместе с кортиком не укладывалось ни в какой порядок — но кто будет указывать адмиралу, да еще герою, с такой репутацией; отчего Тиле пристегнул меч, отправляясь на торжество, не знал он и сам — может быть, из-за иррациональной веры, что японец прав, и Меч действительно дарует владельцу какую-то способность, или просто удачу. Рукоять, приятная на ощупь, удобно лежала в ладони, а тонкий, слегка изогнутый клинок казалось, сам просил крови — взяв меч в руку, хотелось прочувствовать, как он рассекает плоть; сейчас Тиле отлично понимал самураев, проверявших новый меч на первом встреченном путнике, а также считавших, что если клинок долго не пил кровь, он теряет не только остроту, но и Силу, даваемую владельцу.
Захотелось вдруг выхватить меч и ударить эту курицу, как учил Танабэ-сан, сверху вниз, «опусканием журавля». Желание было таким сильным, что Тиле даже убрал руку с эфеса, боясь не сдержаться. Да не хочу я сейчас твоего вина — а, вот это кажется, спальня! Что за беспорядок, все разбросано, какой-то чемодан посреди, и свернутая трубкой картина, вынутая из рамы? Курица пищит, что только приехала, не успела распаковаться? А вот на кровать тебя — воистину, королевских размеров, с пологом поверх!
Он взял ее, грубо, как матрос, год не видевший берега. Даже разорвал на ней платье, не дожидаясь, пока она его снимет. Она что-то пищала, ему же хотелось ее придушить. Что у вас есть хорошего, французики, кроме ваших женщин? И лучшие женщины должны принадлежать победителю, во все времена, разве это не так? Ему не было дела до ее чувств, и даже — жива ли она вообще. Он хотел получить удовольствие и снять напряжение, все остальное было неважно.
А когда все закончилось, и он, одевшись, пристегивал меч, то снова отчего-то захотел опробовать клинок на этой курице, но сдержался. Потому что он снова придет в этот дом, когда захочет, и без всякого приглашения — он здесь хозяин, и в его власти отправить эту даму, и всех ее знакомых, в гестапо. Напряжение почти исчезло, какое-то едва заметное беспокойство еще сидело на самом краю его сознания, но он не стал задумываться, не о того. Можно теперь и выпить вина. А затем — повторить.
И когда он уже поднес бокал ко рту, в голове его вдруг все стало четким и ясным, как во время боя, когда Полярный Демон касался его сознания.