— Вы что же, предлагаете нам занять рядом с вами место «подлинных арийцев»? — удивился человек в пенсне — и вместе идти завоевывать мир?
— По большому счету, да — усмехнулся человек в очках — нет, мы не предлагаем вам объявить войну Америке. Но неужели вы думаете, что эта война не начнется, тотчас же как умолкнут пушки войны этой? Поначалу это будет война дипломатии, торговли, пропаганды, вас будут ставить на место, втаптывать в грязь. И вас не оставят в покое, пока не добьются своего. И тогда вы вспомните нас — которых уже не будет, конечно, останется какое-то количество населения, говорящего по-немецки и проживающего на бывшей нашей территории — вот только от нас они будут дальше, чем современные итальянцы от тех римлян!
— Короче, что вы можете нам предложить? — Берия говорил скучающим тоном — я долго слушал ваши речи, но какой, на ваш взгляд, конкретный результат? Ваш Еврорейх просуществует не больше года, по максимуму, полтора… до мая сорок пятого, если вам очень повезет. И что вы можете нам обещать — то, чего мы не возьмем сами, в ближайшее время?
— Например, лояльность, и искренне желание сотрудничать — ответил человек в очках — знаю про ваше правило, никому не прощать военных преступлений против русского народа, но лично я на Восточном фронте не был, и восточной политикой Рейха не занимался — следовательно, вины перед вашей страной не имею. Я говорю сейчас с вами не только от своего собственного лица, но и по поручению деловых кругов Германии, разделяющих мои взгляды, а также некоторого числа моих единомышленников в НСДАП.
— Вы понимаете, что при живом Гитлере перемирие между Германией и СССР невозможно даже теоретически?
— Фюрер бесспорно, великий человек. Но мне также жаль, что покушение первого февраля сорвалось. Для политика всегда важно, вовремя уйти. Он остался бы в истории как Вождь, поднявший страну из тлена, и заплативший за свою ошибку жизнью, погибнув как солдат, на посту. Теперь же… если я скажу, да, вы ведь возразите, что Сталин очень хотел бы видеть его в петле, на вашей Красной площади, по приговору вашего суда?
— Красная площадь никогда не была у нас местом казни. Но вы не ответили на вопрос.
— Господин народный комиссар, вы же понимаете, что в Германии сейчас очень сложная политическая обстановка. Провал февральского заговора очень сильно ударил по нашим сторонникам среди генералитета и высшего офицерства — боюсь, что армия, несмотря на все последние события на фронте, еще сохраняет повиновение фюреру. Также, у него есть войска СС и гестапо. И по крайней мере сейчас, заговор против Гитлера представляется мне исключительно сложным и опасным мероприятием. И полагаю, я и мои единомышленники будут полезнее вам живыми, и после завершения войны.