— Да уж, это точно. Только вот…
— Что еще не так, — свел брови Пётр.
— Я еще никогда не спала в помещении без окон. Я один раз в детстве родителей разозлила, и в наказание мать хотела закрыть меня в кладовке, так я такой крик подняла, что весь дом переполошила. А эта комната очень напоминает мне ту кладовку из детства…
— Ты что, боишься здесь спать?
— Ну да, ведь окон-то нет, а свет всю ночь жечь ты не разрешишь.
— Нет, конечно, — грозно ответил Пётр. — Ты что, хочешь меня по миру пустить?
— Да уж, тебя, с таким количеством сараев, по миру вряд ли пустишь.
— Ты свои шуточки брось. Я даже без окон вижу, у кого свет горит, а у кого — не горит. Под дверями есть щель. Зачем ночью свет жечь? Так дело не пойдет. У тебя условия шикарные, так что нечего выпендриваться. Тебе все мои постояльцы завидовать будут. А если боишься спать без окон, то дверь открой и спи. Ты же видела, когда мы проходили мимо сараев, некоторые двери открыты, чтобы душно не было. Если в туалет хочешь, то вон, напротив. Душ можешь принять — полотенце на кровати лежит. — Пётр откровенно зевнул и неожиданно глазки его стали масляными. — Если боишься, то пусти меня под бочок. При желании на этой кровати мы с тобой поместимся.
— Ты что говоришь?
— Что слышала. Я сделаю все возможное, чтобы тебе было хорошо. Я мужчина заводной, горячий. Со мной тебе страшно не будет.
— Ну уж нет! Лучше я как-нибудь одна.
— Тогда спокойной ночи. — Пётр вновь зевнул и удалился к себе.
— Хоть этот не пристает и не спрашивает, есть у меня комплексы или нет…
Закрыв дверь, я выключила свет, поправила висящую на двери марлю и, сняв с себя грязную одежду, с наслаждением легла на древнюю кровать.
Я долго ворочалась, скрипела кроватью — никак не могла уснуть. Перед глазами стояли задушенная девушка и Влад, доказывающий мне, что он не имеет к убийству никакого отношения. А затем знакомые лица стали мелькать, как в калейдоскопе. Вот мой попутчик Николай достает бутылку шампанского. Я улыбаюсь — как же мне повезло с соседом! Он такой веселый, знает море анекдотов, с ним так интересно… А затем передо мной промелькнуло лицо успокаивающей меня проводницы. Я громко плачу и держу дрожащими руками рюмку коньяка. Я чувствую, как жутко болит голова. Я где-то читала, что после клофелина человек долго приходит в себя и чувствует себя просто отвратительно. Голова и в самом деле тогда так раскалывалась, что я боялась, не взорвется ли она и не разлетится ли на мелкие кусочки? А затем перед глазами возник сотрудник милиции, бросающий на меня откровенные взгляды. Когда человек в форме пытается использовать свое служебное положение — это крайне удручающее зрелище. Я никогда не жаловала нашу милицию хотя бы потому, что в нее идут работать по призванию лишь единицы. Ну что поделаешь, время нынче такое. В милицию идут не за тем, чтобы охранять порядок, а чтобы иметь власть над другими, скрыть какие-то свои комплексы и срубить как можно больше денег. Сейчас уже не так популярно, как когда-то, слово «рэкет», но, глядя на нашу доблестную милицию, убеждаешься, что именно это явление там процветает. Мерзко видеть, как сотрудники милиции, дежурящие в метро, проходят мимо бомжей — с них все равно взять нечего, а выбирают для проверки документов только тех, кто получше одет и может отвалить денег за то, что он вышел на улицу без документов. После этого мне вновь представился Влад: его поцелуй, сильные руки и влюбленные глаза. Но Марина… Лежащая на диване задушенная девушка с ярко накрашенными на ногах ногтями…