Он рассмеялся, довольный своей шуткой, и вдруг всплеснул руками:
– Хотя постойте! Один эпизодик все-таки заснят для потомства. Называется «Допрос партизана в гестапо». Показать? – Он стал рыться среди коробок с дисками, сваленных на столе. – Снято студией «Лузгаев-продакшнз». Рабочее название «Грязный папочка и зеленая папочка». Черт, куда я его задевал?
– Я понимаю, почему вы… устраняли врагов вашего отца. Но зачем вы убили всех, кто имел отношение к рукописи? Неужели она того стоит?
– Чего «того»? – Олег обернулся, забыв о диске. – Жизни нескольких вредных насекомых? Вконец сколовшегося наркомана, который грабит на улице людей? Подлого хапуги Лузгаева? Рублевской стервы Марфы Захер? Или, может, алчной старушенции Моргуновой? Какой тонкий, изящный этюд я для нее подготовил! Хотел, чтобы рассказала обо всех, кто к ней являлся с разными кусками рукописи. Увы, не рассчитал эффекта. Гикнулась старушка. – Молодой человек брезгливо поморщился. – А что до рукописи… Папе так хотелось ее получить. Он никогда не жалел для меня игрушек. Что ж я, отцу родному приятное не сделаю? Между прочим, когда рукопись расползлась по всей Москве, это я посоветовал папе вас ангажировать. Посмотрел на вас тогда в коридоре, послушал, как вы с Морозовым объясняетесь, и понял: этот докопается. Вроде дурень дурнем, Паганель какой-то, но видит то, чего другие не видят. И мозги не с правой резьбой, как у всех, а с левой. Ах, как приятно поболтать с человеком, перед которым можно не прикидываться! Вы спрашивайте, спрашивайте, а то время-то идет. Охране надоест доктора ждать, припрутся сюда, и разговору конец. У Коровина-то в груди иголочка торчит. Как у Игорька. Так что номер с инфарктом не пройдет. И возьмут меня под белы рученьки. В тюрьму, конечно, не посадят – я окажусь психически невменяемый. Но от общества, как говорится, изолируют, причем надолго. До тех пор, пока папа не вытащит, а это, я думаю, минимум полгода-год.
Олег рассмеялся, а Николас подумал, что скорее всего именно так и будет. Через какое-то не слишком продолжительное время врачи, соответствующим образом простимулированные Сивухой, дадут заключение, что больной излечен, опасности более не представляет. И убийца выйдет на свободу. У нас в стране с сыновьями больших людей ничего особенно плохого случиться не может. То-то Олег так благодушен. Знает, что бояться ему нечего.
– Значит, первые две части рукописи Аркадию Сергеевичу отправили вы?
– А кто ж еще? Теперь вся рукопись в сборе, папина мечта осуществилась. Первую часть мне отдал Рулет, а я ему за это вручил баян с таким ломовым концентратом, что улетишь – не вернешься. Вторую часть я получил от героя-партизана. Хоть пыток он и не выдержал, все равно вечная ему слава. Третью гениально добыли вы – у меня не получилось. А четвертая, последняя, вон она. – Олег достал из ящика синюю кожаную папку и подмигнул. – Херувимская. Тут я без вашей дедукции обошелся. Между прочим, чисто взял, без мокрухи. Я же не зверь человека просто так мочить, если он ко мне по-доброму.