Теперь холод объял его целиком; должно быть, тролли, слуги Волла, повредили хрупкое тело форели, ибо при всяком движении его грудную клетку и предплечье пронзала боль. Истерзанный, лишенный сил, он валялся на дне колодца ночи. Он не мог сменить облик, и выход был только один.
Лежа неподвижно, мучимый тупой болью, Фестин думал: почему он меня не убил? Зачем оставил в живых и держит здесь?
Почему его никто никогда не видел? Какому оку он зрим, какими путями ходит?
Он боится меня, хотя я совершенно изнемог.
Говорят, что все маги и люди силы, которых он победил, живут в запечатанных склепах, подобных этому, год за годом пытаясь вырваться на свободу…
Но что, если кто-то откажется жить?
И Фестин сделал свой выбор. Его последней мыслью было: если я ошибаюсь, люди сочтут меня трусом.
Но волшебник не стал на ней задерживаться. Чуть повернув голову, он закрыл глаза, сделал прощальный глубокий вдох и произнес слово свободы, которое можно выговорить лишь однажды.
Превращения не случилось. Он не изменился. Его тело, длинные руки и ноги, ловкие пальцы, глаза, любовавшиеся деревьями и ручьями, — все замерло в абсолютном покое, скованное холодом. Но стен не стало. Исчезли своды, сотворенные волшебством, и комнаты, и башни; пропали лес, и море, и вечернее небо. Все ушло, и под новыми звездами Фестин начал медленно спускаться по дальнему склону бытия. При жизни он обладал огромной силой, а потому ничего не забыл. Как пламя свечи, он скользил в темноте необъятной пустоши. И, памятуя, он выкрикнул имя врага: «Волл!»
В свете звезд, будучи призван и не в силах сопротивляться, Волл явился ему: призрак, сотканный из густой белизны. Фестин приблизился, и Волл съежился и вскрикнул, как будто его обожгло. Он пустился бежать, и Фестин последовал за ним по пятам, почти вплотную. Они проделали длинный путь, попирая цветы из застывшей лавы, которой когда-то кипели громадные потухшие вулканы, устремленные вершинами к безымянным звездам; они спешили через отроги безмолвных холмов, пересекали долины, заросшие низкой черной травой; миновали города или вступали в них и двигались по темным улицам меж домов, где в окнах не было лиц. Звезды висели в небе: ни одна не взошла, ни одна не упала. Здесь ничто не менялось. Ни малейшей надежды на новый день. Но они продолжали путь, и Фестин неизменно гнал недруга перед собой, пока они не достигли места, где когда-то, очень давно, текла река: воды, прибывавшие из живых пределов. В сухом русле, среди булыжников, лежал труп — обнаженный старик, чьи пустые глаза смотрели на непорочные звезды, не ведавшие смерти.