Миа жила ожиданием. Когда она просыпалась утром, то если первая мысль была не о Джеффе, ему непременно посвящалась вторая. Периодически он являлся к ней во сне. Однажды ей привиделось, что он стоит на коленях в саду там, где она впервые повстречалась с ним, наблюдавшим за тарантулом. Во сне Джефф поднялся на ноги, держа тарантула на ладони и в упор глядя на нее.
В дневные часы на работе она ждала, вдруг обстоятельства сложатся так, что она лишний раз встретится с ним. С той ночи в каньоне, когда они вместе слушали койотов, он все последующие пять дней явно искал ее общества. И это не было плодом ее воображения. Когда он звонил Крису в офис, то столько времени болтал с ней по телефону, что она однажды даже забыла дать отбой. Он мог болтать о чем угодно. Обо всем, кроме него самого. Когда она задавала ему наводящие вопросы, он мягко обращал тему разговора на его коттедж, на котенка, на обещанный им дождь.
Они вместе ужинали по вечерам, и Миа изменила свой распорядок дня, начиная готовить лишь в предзакатные часы, когда он вот-вот должен был вернуться домой. Он отныне не засиживался на работе дотемна и даже не пытался делать вид, что его ранние возвращения в Шугабуш не связаны с Миа. Он появлялся на крыльце ее коттеджа в сопровождении котенка, направлялся на кухню и съедал приготовленные ею вареные овощи с таким аппетитом, словно Миа угощала его филе по-французски. Однажды он принес свой набор овощей и приготовил ей баклажаны с рисом и шпинатом, уверяя ее, что это блюдо не содержит ни капли жира.
— Хотя, — добавил он, — вы выглядите так, что спокойно могли бы себе позволить такую роскошь.
В сердце ее затеплилась надежда, что Рик ошибается и Джеффу не удастся создать дождь — по крайней мере так скоро. И ему придется оставаться в Долине Розы не меньше нескольких месяцев, чтобы решить эту проблему, Ей даже стал приятен пыльный душный воздух, шелест усохшей листвы на скрюченных ветвях дубов, дым новых пожарищ — словом, все признаки засухи, задержавшей его в этом городе.
После совместной трапезы она либо работала с глиной, либо занималась проектированием фонтана, тогда как он располагался на диване в обнимку с котенком, с карандашом в руке и неизменной стопкой бумаги на коленях. Иногда она ловила на себе его взгляд, он улыбался ей с неподдельной теплотой, и она возвращалась к своей работе, чувствуя волну жара, разливавшуюся по всему телу, и предательский румянец, выступавший на щеках.
Временами они беседовали, временами молчали, но ее неизменно поражала легкость, с какой она рассказывала ему о том или ином периоде своей жизни. Она рассказывала ему о Глене — не совсем все, конечно, — как он учил ее скульптуре, как называл ее Солнышком и даже немного о том, как она любила его.