— Обо что споткнулся? Не смотри на меня как на балерину, антраша я тебе не выкину!
— Витя! Давай без намеков, — засмеялся Максим.
Какие там намеки. Безо всяких намеков. Шугачев высказал уже свое мнение и может выпустить еще не один залп тяжких и горячих слов. Но он был не из тех, кто машет после драки кулаками. Зачем? Лучше спокойно обмозговать возможные последствия того, что случилось, — вот чего хотелось ему. Он не сомневался, что неожиданный, непонятный шаг Карнача не может не иметь последствий, разумеется, нежелательных, которые не помогут, а лишь помешают им.
Они вышли на центральную улицу напротив большого, на полквартала, залитого светом гастронома.
— Зайдем сперва сюда, — предложил Максим.
— Пожалуй, надо, — согласился Шугачев. — Дома ничего не держим. Игорь, бездельник, прикладывается.
— Родительская наивность. Думаете, вы таким образом убережете его от прикладывания? Ему же не пятнадцать, а двадцать пять.
— Скажи, пожалуйста, все, кого балует судьба, так витают в облаках?
Максим улыбнулся. Они подошли к винному отделу, где в этот вечерний час стояла изрядная очередь, и философствовать тут было неуместно.
— Коньяк? — спросил Максим.
— На коньяк у меня не хватит штанов, — раздраженно и громко сказал Шугачев.
— Я же с тебя штаны не снимаю, — тихо упрекнул друга Максим. Очередь обернулась к ним. С доброжелательными улыбками посмотрели на Шугачева и хмуро — на Максимово новое пальто и шляпу.
Из винного отдела Максим направился к колбасному.
Шугачев, который любил вкусно поесть, нерешительно отговаривал:
— Не надо, Максим. Выдаст Поля и тебе и мне, что ты несешь не только выпивку, а и закуску. Обижает это ее.
— Стареешь ты, Витя.
— Почему?
— Делить начинаешь на мое и твое. Раньше мы делили? Зачем Поле знать детали?
Виктор вздохнул.
— А вообще — стареем.
Молодая женщина из очереди обернулась, оглядела их обоих совсем другими глазами, чем те, в винной очереди, улыбнулась.
Выйдя из гастронома, Максим сказал:
— Никак я не доберусь до этого магазина.
— В смысле?
— Предложить им новый интерьер. Для самообслуживания у них все спланировано бездарнейшим образом. Какой-то чиновник поставил одну-единственную цель — контроль. Все остальное не помогает покупателям и продавцам, а мешает.
— Какой только мурой ты не забиваешь себе голову!
— Какая же это мура, Витя? Это культура города. Эстетика, условия быта…
— Но я в первый раз слышу, чтоб главный архитектор расставлял прилавки.
— Кроме всего прочего, я здесь постоянный покупатель, И я люблю свой город. Равнодушие — примета лености ума, дорогой коллега.