От неё ни звонка. От жены, понятное дело, тоже.
Он не торопясь пошёл к метро окольной дорогой. Надо бы позвонить. Но на улице шум, грязь, как в привокзальном сортире. Морозит. Неуютно. Надо приземлиться где-нибудь. Чтобы всё чин чинарём. А что сказать?… Сначала обосноваться в тепле. Кофе чашку. Да и поесть не мешало бы. Шампанское и мороз разбередили аппетит.
В первой попавшейся кофейне были свободные столики у окна. Он занял один. Достал из кармана телефон и положил перед собой. Закурил. Делая вид, что мучается над меню, он потихоньку прокручивал в голове, что скажет ей. Почему уехал? Почему не разбудил? Да мало ли… Дочь заболела. Собака умерла… Нет. Это, пожалуй, слишком. Что ещё? Может, мистическое что-нибудь? Мама во сне явилась и сказала: «Вставай и езжай!» Куда? А куда, не сказала. Потом неловко было, типа, что уехал. И не стал возвращаться… Бред! Так она и поверила! А может, вспомнил, что шефу отчёт итоговый не доделал? Ну конечно, то не помнил, не помнил, а тут вдруг в три часа ночи прям прошибло! Нет. Не пойдёт…
Принесли кофе. Он заказал пятьдесят «Джеймсона» и попросил не забирать меню. Начнёшь есть — потом уже не до мыслей. Разморит. Захочется побыстрее добраться до дома. Всё по накатанной.
Чтобы немного отвлечься, он стал разглядывать улицу за окном. Там всё было отвратительно и празднично. У балюстрады подземного перехода четверо невзрачных парней уламывали двоих таких же невзрачных, но ярко разодетых девчушек. И те и те — явно приезжие. Здесь так не одеваются. Тоже безвкусно в большинстве, но не так. Побогаче, что ли. Все пили пиво. Его аж передёрнуло от одной мысли о том, как можно заглатывать ледяную горьковатую жидкость, стоя на морозе среди окурков и слякоти. Он отвёл взгляд. Глотнул из стакана, ополовинив дозу, и снова закурил. Какая-то женщина в короткой шубке, ботфортах и с зачёсанными назад и забранными в тугой хвост волосами ходила туда-сюда под фонарём и разговаривала по телефону, яростно жестикулируя и строя порой такие гримасы, что можно было подумать — она делает мимическую гимнастику. Было заметно, что она то злится, то настаивает на чём-то. И вдруг резко, убрав телефон, она замерла. И простояла, наверное, не меньше минуты, застыв в отрешённой работе мысли. Потом дёрнулась, поднесла телефон к уху — и сцена продолжилась.
Он опорожнил стакан до дна и запил остатками кофе. Подошла официантка. Заменила пепельницу и забрала пустую посуду. Он заказал ещё пятьдесят.
Через дорогу, напротив двери в супермаркет, сидела собака. Что-то сильно человеческое было в её позе. Она сидела, привалившись спиной к фонарному столбу и понурив голову. Не рассматривая что-то и не вынюхивая. А именно — понурив. Просто сидела. Лишь изредка поводя носом, если кто-нибудь из покупателей проходил достаточно близко от неё. Он долго следил за ней, пока маленькими глотками цедил второй стакан. И вычислил, что не все сумки вызывают у пса интерес. Наверное, только те, что из мясного отдела. С копчёностями какими-нибудь или колбасой. Ему стало смешно. Потом он подумал, что пёс просто ждёт хозяина. Наверное, так. Ошейника отсюда не увидишь. Может, он вообще к столбу привязан?… Ещё немного понаблюдав за собакой, он глянул на часы. Полчаса уже здесь. Надо позвонить. Он заказал ещё кофе и попытался сосредоточиться на том, что скажет… Просто правду? Что не готов? Душа заныла? Ребёнок и всё такое?… Тогда зачем вчера говорил, что всё решил и готов?… Так и не придумав, что сказать, он набрал её номер. Само как-нибудь разрулится, в первый раз, что ли!