И он был здесь. Он смотрел на меня, стоящую в кандалах, в окровавленных юбках, и хохотал.
Я не знала, чему он так радовался, и просто смотрела на него.
— Пожалуй, нам удастся сэкономить кругленькую сумму, — сказал он. Потом опять рассмеялся. — Как ты ухитрилась помешать исполнению плана? Ты? — Он смахнул слезу с глаза большим пальцем. — Да я видал и новорожденных покрупнее! Ты?
А успокоившись, он плюнул в меня. Ну конечно. Он плюнул мне в лицо, но промахнулся и попал на руку, и я печально смотрела на его слюну.
— Нужно оставить лишь половину от тех дров, что, я думал, нам понадобятся, — сказал он таким голосом, будто в комнате был судья, к которому он обращался. — Быстро. И дешево. Но людям нравятся зрелища, поэтому я не стану убирать лишние дрова — пусть горят подольше. Да.
Но стоило моим глазам встретиться с его глазами, он враз утратил благопристойность и зашипел на меня:
— Назойливая дрянь… Мистер Далримпл желает избавиться от тебя, о да!
Потом он ушел. И если до его прихода я желала услышать ваши шаги, то после этого я вдвое сильнее хотела видеть вас, потому что очень испугалась. Потому что поняла, что это правда, — они намерены убить меня. Решетки крепки, а кандалы не спадут.
Я рада, что вы здесь. Я так рада. Моя смерть будет медленной, как сказал этот человек, а я не хочу умирать, я не хочу умирать таким образом.
Мои руки теряются в ваших ладонях. Мои руки так малы, что однажды это стало причиной для вывода: «Ведьма — она такая мелкая! Дьявол забрал часть ее!» Словно я заключила какое-то соглашение с дьяволом. Словно маленьких рук достаточно, чтобы осудить меня, хотя хватало и гораздо меньшего — серых глаз или странного имени. Люди всегда хотели, чтобы я умерла. А я всегда хотела, чтобы люди жили, — так где же справедливость? Я ее никогда не видела. Так же, как и Кора. Так же, как ее мать, когда тонула, одетая лишь в рубашку.
Мои руки так малы в ваших руках. Они гладили серую лошадь, выдергивали тростник из болот и исцеляли людей. Маленькие руки, но они держали его руки, его. Видите? Я даже не могу разглядеть их. В комнате очень темно.
Расскажите мне о вашей жене. Или о четверых сыновьях. Мне кажется, я не должна говорить. Мне кажется, я должна просто послушать немного, успокоить дыхание.
Я присяду.
Давайте ненадолго наполним эту комнату словами более добрыми, чем «назойливая дрянь». Наполним ее жизнью.
* * *
Возможно, дело в нем. Возможно, сон мой пропал оттого, что я стояла на холме Сосок рядом с ним и мы говорили о сердцах. Или, возможно, это был первый, голубой мороз, и я выползла из хижины, чтобы ощутить, как он заливает долину — умиротворяющий и прозрачный. Потому что это была моя погода и я не могла существовать без нее — я скучала по ней. Я легла на землю. Я глядела на звезды и не спала.