«Что все это значит?» — спросила я.
Она тряхнула головой и сказала:
«Беда пришла — вот что это значит. Короли всегда приносят беду».
Так и случилось. Потому что из-за короля вскипела кровь. Воздух стал густым и тревожным, и как поворачивается флюгер, повинуясь воле ветра, так и глаза все чаще обращались к домику в зарослях остролиста у ручья.
С каждым днем становилось все хуже.
Ежедневно случались всякие мелочи. Родился теленок с четкой и яркой белой звездой на голове. Очень красиво. Но ведь что странно — пошли разговоры. «Меченый теленок, — шептались люди. — Как необычно». А потом на мистера Доббса, на чьем поле пасся теленок, напал сильнейший чих. Кора сказала, что просто воздух наполнен цветочной пыльцой, но никто так не думал. И сова хрипло ухала с церковной башни в полночь, и вишня на дереве была кислее, чем в прошлые годы. На горбатом мосту видели крысу. А в конце лета, когда в знойном безветрии небеса вспыхнули грозой, мистер Ветч оставил жену и подарил свою любовь полногрудой светловолосой девице, которая продавала ленты в Хексеме. Миссис Ветч была в смятении. «Он просто спятил! — причитала она. Заламывая руки, выла на всю улицу: — Это колдовство! Безумие!»
Все это происходило у нас с Корой на глазах.
«Конечно же, это ее рук дело!» — прошептала она. И покосилась на громыхающие небеса.
А на следующий день зазвучало слово «ведьма».
«Шлюха», — произнес мистер Фозерс, когда моя мать проходила мимо.
В церкви мистер Пеппер делал все, что в его силах. Он говорил: «Все мы дети Божьи, и Он любит нас одинаково». Но это ничего не изменило. Это не успокоило Кору, которая стояла снаружи в ту ночь. Она бормотала: «Что приближается? Что-то приближается, я чувствую». Потом мистер Фозерс заявил, что Кора украла его серую кобылу в ночь полнолуния. Он сказал, что лошадь отрастила крылья и моя мать летала на ней к дьяволу и обратно. Крылатая лошадь? Скорее, крылатая ложь. Но он стал запирать кобылу в каждое полнолуние и ездил на гнедом кобе. Тот шарахался от любой тени и храпел, но мистер Фозерс предпочитал рисковать собственной шеей на гнедом жеребце, чем бессмертной душой — на кобыле.
Ненавидел ее? Кору? О да.
Я не знаю почему. Возможно, из-за красоты. Из-за ее силы. Из-за мудрости, которая была столь велика, что я чувствовала ее, когда Кора проходила рядом: ее мудрость касалась моей кожи, как дыхание. Может, Фозерс слышал о ее свиданиях с незнакомцами у римской стены и страстно желал быть одним из этих мужчин? Развязать ее лиф в темной северной ночи? Но как бы он смог? Он же был женат и благочестив. Да и моя мать не разрешила бы ему. Она сказала, что он смахивает на курицу — с болтающимся подбородком и таким взглядом, словно все на свете можно просто склевать. «Гадкий человек, — говорила она. — Омерзительный».