— Уходите, — прошептал он, надеясь, что она его услышит. — Там стоит машина, ключи в замке зажигания. Торопитесь. Он может вернуться не один, кто знает.
— Вы вернулись из-за меня, — проговорила она глухо.
— Убирайтесь! Садитесь в машину и гоните что есть мочи, доктор. Если кто-нибудь попытается вас остановить, сбейте его. Найдите полицейских… настоящих, в форме, дуреха. — Горло у него горело, живот сводило холодом. Огонь и лед, когда-то он это уже чувствовал. Одновременно. Где это было?
— Вы спасли мне жизнь, — продолжала она тем же глухим голосом. — Вы вернулись за мной. Вы вернулись за мной и спасли… мне… жизнь.
— Не воображайте то, чего не было.
Вы — случайность, доктор. Рефлекс, инстинкт, порожденный забытыми воспоминаниями, каналами, возбужденными стрессом. Видите, я тоже знаю ученые слова… Теперь мне все безразлично. Мне больно — Господи, мне больно.
— Вы были свободны, вы могли скрыться, но вы этого не сделали. Вы вернулись за мной.
Он услышал ее сквозь пелену боли. Он видел ее, и то, что он видел, было чрезмерно — как чрезмерна была боль. Она опустилась рядом с ним на колени, коснулась лица, головы.
Прекратите! Не трогайте мою голову! Оставьте меня!
Что она делает? Она оторвала кусок материи и обернула вокруг его шеи… а теперь еще один, большой кусок платья.
Распустила ему ремень и проталкивает мягкую гладкую ткань по горящей коже правого бедра.
— Не из-за вас. — Он нашел слова и быстро их произнес. Он хотел покоя тьмы — как хотел когда-то прежде, он не мог вспомнить когда. Покой придет, если она оставит его. — Этот человек… он видел меня. Он мог меня опознать. Из-за него. Я вернулся из-за него. А теперь убирайтесь!
— Вас видела еще дюжина людей, — ответила она, в ее голосе появилась новая нотка. — Я вам не верю.
— Поверьте.
Она стояла над ним. А потом исчезла. Ушла. Оставила его. Теперь покой придет быстро, его поглотят темные рокочущие волны и унесут боль. Он откинулся назад и отдался на волю потоков своего сознания.
Покой нарушил шум. Мотор, грохочущий и дребезжащий. Он не понравился Джейсону, он вторгся в его размышления. Потом на его руку легла ладонь. Потом другая, осторожно поднимая его на ноги.
— Ну-ка, — раздался голос, — помоги мне.
— Пустите меня! — Приказание кто-то прокричал, это он его прокричал. Но приказанию не подчинились. Он был потрясен: приказаниям обязаны подчиняться. Хотя что-то ему подсказывало, не всегда. Снова был ветер, но это был не цюрихский ветер. Какой-то другой, высоко в ночном небе. А затем последовал сигнал, вспышка света, и он подскочил, подброшенный остервенелыми новыми потоками.