Пока Лешка вел беседу, я исподволь рассматривал отца Георгия. Сколько ему навскидку? Лет тридцать — тридцать пять, не больше, хотя окладистая борода, безусловно, придает ему солидности. Широкоплечий и, кажется, даже повыше меня, хотя я на свой рост пожаловаться не могу. Под рясой не видно, но, судя по всему, весьма крепкого телосложения мужик. Против такого врукопашную идти — мало счастья. Буйные каштановые кудри до плеч, высокий лоб с намечающимися залысинами. Интересно, откуда он? Выговор чуть окающий, голос басовитый, хорошо поставленный. Наверное, выходец с юга России? Скулы широкие, сам румяный, пышет здоровьем. Насмешливые карие глаза за очками в тонкой стальной оправе. Ох, непрост батюшка!
Да и спутник его — Анфисий — тот еще кадр! Неопределенного возраста, где-то между сорока и шестьюдесятью годами, точнее и не скажешь, но, может быть, и старше. Некогда высокий, а теперь сгорбленный, тщедушный человечек с редкими седыми волосами и обширной лысиной. Жиденькая бородка, про которую обычно в народе говорят «козлиная», вытянутые в линию поджатые губы — настолько тонкие, что со стороны казалось, будто их и нет вовсе. Вытянутое желчное лицо с впалыми щеками и желтоватой кожей наводило на мысль, что у дьячка не все в порядке с печенью, а красноватые белки глаз непрозрачно намекали на то, что мужичок не прочь втихую приложиться к бутылочке. Впрочем, как я успел убедиться, эта особенность была присуща практически каждому без исключения жителю поселка.
Дьячок обладал крайне неприятной манерой — впиваться в тебя цепким взглядом водянистых глаз и ждать, пока ты первый сдашься и отвернешься в сторону. Со мной у него этот номер не прошел, но чувствовал я себя после нашей «дуэли» не в своей тарелке. Казалось, что он подозревает меня во всех смертных грехах, вместе взятых, и только и ждет повода, чтобы уличить меня в чем-нибудь этаком вельми непристойном.
Пока отец Георгий говорил, Анфисий все больше отмалчивался, но когда он все-таки раскрывал рот, мне тут же хотелось заткнуть уши — настолько визгливым и неприятным был его голос. Высокий фальцет с дребезжащими нотками звучал как старая циркулярная пила. По мне так подобный голосок запросто мог бы принадлежать базарной торговке, но уж никак не священнослужителю.
Когда Лешка задавал вопросы отцу Георгию, дьячок косился на него и бурчал что-то себе под нос. Я не большой мастак читать по губам, но слово «ироды» в его монологе явно присутствовало. Анфисий не был рад нашему обществу и не скрывал этого. Судя по всему, если бы не батюшка, он бы вообще обходил нас десятой дорогой. Чем мы заслужили такую горячую неприязнь дьячка, я не знал, но инстинктивно не доверял ему ни на йоту.