— Борису прямо сказали об этом?
Нет, Борис случайно услышал разговор. Я понимал, почему Йен сомневается в правдивости всей этой истории.
— Спросите, на каком языке шел разговор.
Борис сказал, что беседовали по-русски, но это сказал не русский.
— Он имеет в виду, что этот человек говорил по-русски с иностранным акцентом?
— Именно так.
— И что это был за акцент? — терпеливо спросил я. — Какой страны?
На этот вопрос Борис ответить не смог.
— Где находился Борис, когда услышал разговор?
При этом, казалось бы, невинном вопросе в комнате воцарилась напряженная тишина. В конце концов Евгений Сергеевич Титов обратился к Янгу с какой-то длинной фразой.
— Они хотят, чтобы вы поняли, что Борис находился там, где не должен был быть. Если он скажет вам об этом, то окажется в ваших руках.
— Понятно, — ответил я. Вновь возникла пауза.
— Я думаю, они ожидают, что вы пообещаете никому не говорить, где он был, — подсказал Йен.
— Возможно, будет лучше, если он просто перескажет то, что слышал.
Последовало краткое общее совещание. Но, видимо, русские заранее решили, что мне следует все это знать.
Заговорил Евгений Сергеевич. По его словам, Борис ехал на поезде в Лондон. Это было категорически запрещено. Если бы о поездке стало известно руководству, его немедленно с позором отправили бы домой. Не было бы и речи о его участии в Олимпийских играх. Его могли бы даже посадить в тюрьму, поскольку он вез письма и бумаги русским, уехавшим на Запад. Это были не политические послания, категорически сказал Евгений Сергеевич, а личные письма и семейные фотографии от родственников, оставшихся в России, и несколько рукописей для публикации в литературных журналах. Никаких государственных тайн, но все равно совершенно незаконно. Если бы Бориса остановили и обыскали, то неприятности ждали бы не только его, но и еще множество людей. Поэтому когда он услышал, как в поезде кто-то говорит по-русски, то очень испугался. Ему было не до того, чтобы рассматривать этих людей — наоборот, он постарался сам не попасться им на глаза. Он сразу же вышел из вагона и прошел по поезду как можно дальше. В Лондоне он быстро выскочил из поезда, а на вокзале его встретили друзья.
— Я все это понимаю, — сказал я, когда Янг перевел мне рассказ. Скажите, что я не стану нигде об этом рассказывать.
Приободрившийся Борис перешел к сути дела.
— Их было двое, — переводил Йен Янг. — Из-за шума поезда Борис слышал только одного из них.
— Понятно. Продолжайте.
Пока Борис рассказывал, в комнате была тишина, нарушаемая только дыханием. По лицу Янга было видно, что к нему вернулся прежний скептицизм.