— Сегодня и завтра будет снегопад, — объявил он. — Этот снег уже не растает, а ляжет на всю зиму.
— Вы любите зиму? — спросил я.
— Нет. Зима — это не сезон для строительства. Сегодня — последний день, когда в Чертанове еще возможно проводить работы. Поэтому я и поехал.
Я сказал, что с удовольствием осмотрю строительство, если он мне его покажет. Шулицкий хрипло рассмеялся во все горло, но ничего не сказал.
Я спросил, был ли он лично знаком с Гансом Крамером. Он сказал, что им пришлось несколько раз беседовать о строительстве.
— Ну а с Джонни Фаррингфордом вы не были знакомы? — поинтересовался я.
— Джонни ... Фаррингфорд. Вы имеете в виду лорда Фаррингфорда? Это такой рыжий? Он выступал в английской команде?
— Да, это он, — подтвердил я.
— Я много раз видел его. В разных местах. И разговаривал с ним. Расспрашивал его о строительстве. Но он в нем не разбирается. Так что я переключился на других, кто больше понимает. — Он умолк, очевидно, расстроенный тем, что графы плохо разбираются в архитектурном проектировании.
Четыре-пять миль мы проехали в молчании. Шулицкий о чем-то глубоко задумался. В конце концов, словно приняв серьезное решение, он сказал:
— Лорду Фаррингфорду не стоит приезжать на Олимпийские игры.
У меня перехватило дыхание. Я усилием воли сдержал готовый сорваться поток вопросов, и, когда решился заговорить, мой голос даже не дрожал.
— Почему?
Шулицкий вновь погрузился в глубокие раздумья.
— Расскажите, — мягко предложил я.
— Для моей страны его приезд был бы благом. А для вашей — нет. Если я все расскажу вам, то нанесу ущерб своей стране. На это нелегко решиться.
— Понимаю, — согласился я. Проехав еще довольно длинный отрезок пути, он резко свернул с М4 направо, на сравнительно небольшую улицу с двухсторонним движением. Там, как и везде, машин было очень мало, поэтому мы смогли развернуться поперек разделительной полосы и резко остановились у обочины. Слева от дороги, насколько хватал глаз, выстроились грязно-белые жилые дома. А справа лежала обширная равнина, припорошенная снегом. Лес, замыкавший ее дальнюю сторону, казался черным. Он состоял из одинаковых молодых деревьев, росших тесно одно к другому. Вдоль улицы тянулся сетчатый забор; непосредственно между забором и проезжей частью была выкопана канава, заполненная грязной полурастаявшей слякотью.
— Вот тут и будут конные соревнования. — Юрий широким жестом обвел непривлекательный "пейзаж.
— О боги! — воскликнул я. Мы вышли из теплого автомобиля в промозглую уличную сырость. Я оглянулся назад, в том направлении, куда мы ехали сначала, и увидел одинаковые фонарные столбы, черную стену леса слева, безликие дома справа и серую полосу пустого шоссе с обочинами, заваленными снегом. Сверху на весь этот пейзаж сыпалась снежная крупа — предвестник настоящего зимнего снегопада. Все было тихо, уродливо и безжизненно, как в пустыне.