После паузы всадник на вороном коне сказал — Если честно, мне здесь не так, чтобы уж очень не хватало женщин.
— И понятно, почему так, — ответил ему скачущий на рыжей лошади. — Ты же никого из них не видишь, и если бы ты кого-то и увидел, у тебя вряд ли нашлось бы время хотя бы чтобы оглядеться на них. Для этого у нас всех тут уже нет ни времени, ни сил. Постоянно чередующаяся картина, товарищи, кони, враги, все это в сравнении с любыми гражданскими буднями гораздо более свободная и еще более напряженная жизнь. И, тем не менее, женщины — это часть нашего существования, и сейчас тоже. Они душевно прикрывают нам спину — помним ли мы об этом или нет. И они живут в нас как наше жизненное начало, «анима» как однажды Карл Густав Юнг назвал это воплощение. Разве это не несказанно много? Чем мы были бы без них? Мы изменяемся благодаря ним, в большей степени, чем мы сами замечаем, будь то теперь в их отсутствии или в их присутствии, они формируют нас, они дополняют нас, они делают нас целостными. Но чем незаметнее это происходит, тем больше это происходит; и никак иначе, как через одно лишь их излучение, одно их существование.
— Это излучение, однако, — сказал офицер на вороном, — у каждого и для каждого разное. Если я по утрам просыпаюсь с той, кого не люблю, как перенести мне тогда свет дня?
— Не дал ли Рильке на это ответ? — заметил юноша на серо-пегой лошади. «Подальше бы отсюда, снова стоять одному, в латах. С ног до головы в латах». Таково в его томике «Корнет» («Песнь о любви и смерти корнета Кристофа Рильке») ощущение растерявшегося от слишком близкого присутствия женщины юноши. Но несколькими страницами раньше поэт пишет: «…из серебра бесед они плетут мгновенья, их каждое движенье, как складка, на парчу легло, и если они руки подымают, то будто розы обрывают там где-то, где и не бывает роз».
— Все они совершили перед женщиной свой низкий поклон, перед танцовщицей, жрицей, пророчицей, перед недостижимой, как и перед достигнутой возлюбленной, и в особенности перед матерью, — напомнил всадник в середине, — всех, будь то поэт в словах, в звуках, кистью или резцом. Корыстолюбивую, жадную, недоброжелательную, завистливую, жестокую они при этом намеренно оставили без внимания. Но случайно ли это, что эти отвратительные качества у женщин отталкивают нас гораздо больше, чем они же у мужчин? Скорее их простят сильному полу, чем прекрасному, они, по-видимому, легче связываются с силой, нежели с красотой, легче с теми, которые — как мы только что слышали — где-то, куда ты не можешь дотянуться, срываешь мягкие розы, которых ты не видишь.