Быстрые,
едва слышные
постукивания
стерженька
по дереву
погружали в
сонное,
гипнотическое
состояние, но
я ждала
ответ.
Лэйкер, что
с ним
случилось?
Цамерий
все чертил и
чертил что-то
Радужной
породой на
стене и на
полу – я
чувствовала колебания
Клиадры при
каждом
штрихе.
Алтарь
оживет, когда
на него
возложат три
поколения
одной крови.
Стук
прекратился.
Ты знал об
этом?
--- Нет.
Врешь.
--- Нет.
Я никак не
могла понять
тогда, о чем
ты: «И за это я
ненавижу
себя еще
больше». Ты
догадывался,
чем все
закончится.
Или тебе
сказал
Аурелиус.
Стержень
вновь взялся
за работу.
--- Нет.
Теперь я
начинаю
понимать,
зачем все эти
условия,
зачем
столько
ненужных
смертей и
лицемерия.
Потому что
сейчас я
отчетливо
чувствую, как
мало во мне
осталось
человеческого,
и как его
становится
все меньше с каждым
часом. Я
почти не
помню, что
было до того,
как меня
реанимировали
в Каремсе. Будто
то была не я.
Будто вся
жизнь в
Дамине была
не моей. Но
ведь она БЫЛА
моей, вот в
чем суть! Это
не каких-то
два года или
даже десять.
Я вот прямо
сейчас стою и
гадаю, что из
этих двух
жизней –
реальность?
Может, я
сейчас лежу в
какой-нибудь
клинике и
брежу,
завернутая в
смирительную
рубашку? Или
Дамин –
сплошная
смирительная
рубашка, что
вероятнее?..
Боюсь,
следующее
Легендарное
место меня убьет.
В этот раз – без
шуток и
наверняка.
Вытравит
изнутри то немногое,
что мне
удалось
сохранить. А
я даже не попрощалась
с Артемом. С
тем, что от
него осталось.
Останки,
беседующие о
жизни –
иронично.
--- Аня,
перестань,
пожалуйста.
--- Сюда,
Алеврайла, –
Цамерий
потянул меня
за руку и
усадил на пол
спиной к
стене. –
Постарайтесь
не двигаться.
Аня. До чего
странно мне
стало
слышать это
имя, до чего
противоестественно
и наигранно.
И до чего же
страшно это
осознавать.
Чудик
начал что-то
нараспев
читать на
илминрском. С
каждой
секундой его
ровный голос становился
более мелодичным
и многогранным,
переливающиеся
фразы сплетались
в бесконечно
длинный
канат из звенящих
хрустальных
нитей. Стена
опрокинулась,
и меня
подхватили
вихревые
потоки приятно
теплого
воздуха.
К
сожалению,
блаженство
длилось
недолго. В животе
что-то
зашевелилось
и поползло в
разные
стороны, как
если бы
кишечник
распался на
несколько
ужей, в панике
бросившихся
искать выход
из клетки тела.
Почему-то в
голове.
Невидимые
скользкие
хвосты
ввинтились в
череп и
установили там
свой порядок,
от которого
руки и ноги
начало
выворачивать,
как в страшном
приступе эпилепсии.
Но прошло и
это. Уже
через минуту
в пустоте зародился
свет, хотя
глаза все еще
оставались
закрытыми. По
щекам
потекли
холодные слезы.