Я стал героем (Брайхаус) - страница 3

— Верно, сэр. Только это и есть Мартло. Тот самый. Не стоит говорить в Колдерсайде о его благородстве и ставить его в пример. Война изменила его, но… но в мирной жизни Тим был местным мерзавцем, и это известно всем. Я думал, это известно и Вам, иначе…

Лицо сэра Уильяма выражало благоговейное изумление.

— Фосдайк, — вымолвил он с глубокой искренностью, — ничего более поразительного об этой войне я еще не слышал. Никогда не связывал имени героя Мартло с… не будем плохо de mortuis.[2]

— Ни разу в жизни он не был так хорош, как с ней прощаясь: он умер, словно упражнялся в смерти, и отшвырнул ценнейшее из благ, как вздорную безделицу.[3]

— В самую точку, да? Я это использую.

По крайней мере, сэр Уильям быстро оправился от неожиданного удара, нанесенного тем, в чьи обязанности входило оградить его именно от такого потрясения. Фосдайк был сторожевым псом и более никем, и вот пес залаял лишь за секунду до того, как грянул гром.

— Превосходная цитата, сэр, хотя о смерти Мартло ничего не известно доподлинно.

Сэр Уильям поразмыслил.

— Не припомните имени святого, который был отъявленным повесой прежде, чем обрел веру?

— Полагаю, это относится к их подавляющему большинству, — ответил Фосдайк.

— Да, но к одному — особенно. Франциск. Точно, — Рамбольд набрал воздуху в грудь. — Тимоти Мартло, — заговорил он убедительно, — Святой Франциск Великой войны, а эта столовая — его храм. Пойду, пожалуй, в зал. Еще рано, но я перекинусь парой слов с пришедшими. Да, и последнее. Когда Вы упомянули о Мартло, я подумал, Вы собираетесь рассказать о каких-то нежелательных связях. Их нет?

— Его мать. Вдова. Правление, как Вы помните, проголосовало за надбавку к ее пенсии.

— Ах, да. И что она?

— Преисполнена благодарности. Поднимется с Вами на трибуну. Я проследил, чтобы она выглядела… подобающе.

— Примите мои поздравления, Фосдайк, — проявил великодушие сэр Уильям. — Вы блестяще справились. Я в предвкушении приятного вечера, широко освещенного выступления и…

На пороге комнаты возникла Долли Уэйнрайт.

— Позвольте, сэр, — начала она. — А как насчет меня?

Самодовольная напыщенность, принятая в обществе взаимного восхищения, разом слетела с изумленно уставившихся на нарушительницу джентльменов.

На ней был шарф и сшитое из одеяла клетчатое шерстяное пальто, которое она расстегнула под их пристальными взглядами. Под пальто обнаружилось соответствующее обстановке белое платье, при виде которого сэр Уильям неожиданно почувствовал нежность к этому простодушному дитя, случайно проникшему в закрытый мир кулис. Что-то изысканно непорочное в лице Долли обворожило его; он поймал себя на мысли, будто ее платье — чудо, не сшитое из белого шелка, но сотканное из чистого лунного света и украшенное алебастром; и он только-только осознал невозможность подобного сочетания, когда полет его фантазии грубо прервал голос Фосдайка.