— Да у меня встреча с людьми из «Левередж». Возможно, они расскажут о планах Маркса еще больше, чем эта девушка.
— Алан, я не могу следить за ней весь день. У меня дел по горло.
— Элвис, да все в порядке. Адрес у меня есть. Я найду ее и вам позвоню.
— Ну, как хотите.
Как только я закончил разговор, Маркс распахнул дверь.
— Нам пора! Этот мерзавец едет.
На допросе Джонна Хилл заявила, что не стреляла в Лайонела Берда и не присутствовала при его смерти. Лгала или нет, неизвестно. Джонна сказала, что Алан Леви дал ей семь фото, необходимую информацию о Берде и деньги, чтобы снять комнату напротив дома Берда на Ансон-лейн. Он связался с ней вскоре после убийства Дебры Репко и сказал, что мучается из-за того, что помог этому человеку выйти на свободу, а он, оказывается, убил нескольких человек. Джонна легко ему поверила. И готова была во всем помогать. Леви научил ее мазать кончики пальцев клеем — чтобы не оставлять отпечатки, дал ей фотоаппарат и альбом «Счастливые воспоминания». Ее роль была проста. За три недели она подружилась с Бердом. Она по совету Леви выдала себя за писательницу. Она дала Берду посмотреть фото, чтобы заполучить на них его отпечатки пальцев, потом, в день смерти Берда, напоила его виски с оксикодоном, которым ее также снабдил Леви. Она утверждала, что не знала, что произошло потом. Возможно, лгала, но, быть может, сказала правду.
Мы вышли на стоянку. Маркс дал указания спецназу, и мы отправились к фургону службы наружного наблюдения. У фургона Мансон остановил Пайка.
— Дальше вам нельзя.
— Он тоже в этом участвует, — сказал я.
Маркс покосился на Пайка и покачал головой:
— Штатских с нас хватит. Извините, Пайк.
Я пожал плечами:
— Ну ладно, парень, еще увидимся.
Пайк пристально посмотрел на меня, улыбнулся уголком рта и ответил:
— Увидимся.
Он отправился к своему джипу, а меня Маркс позвал в фургон.
— Нам надо повесить на вас жучок.
В фургоне с аппаратурой уже сидели Джонна и Бастилла.
— Вместе поедем? — спросила Джонна.
— Вроде да.
— Хорошо. Меня это устраивает.
Маркс сел с водителем, и фургон тронулся.
Килейн приладил микрофон Джонне под рубашку. Бастилла спросила, не проверял ли когда-нибудь Леви, есть ли на Джонне микрофоны, не обыскивал ли ее. Джонна сказала, что нет.
— Вам страшно? — спросил я.
— Мне всегда страшно, — пожала плечами Джонна.
— Вы отлично это скрываете.
— Знаю. У меня просто вид такой.
— Джонна, поднимите руку.
Она подняла руку, но смотрела на меня.
— Я думала о том, как вы сказали, что не ожидали такого. И как вы чувствуете себя теперь?
Я понял, почему она хотела, чтобы я ехал с ней в фургоне. Она понимала, что́ я чувствую, потому что, видимо, чувствовала то же самое.