Я тоже услышал шаги. Кто-то шел по коридору. Может быть, возвращается вор? Пугаться не было сил. Мы постояли минутку, надо было что-то предпринимать, и, как ни странно, именно то, что путь к бегству был отрезан, придало нам решимости; я схватил кухонный нож, Рогдай — кочергу.
Шали приближались… Кто-то вошел в номер.
— Мальчики! — Голос знакомый, с хрипотцой.
— Тетя Клара! — бросились мы к соседке. — Ой, как хорошо, что ты пришла! Тебя отпустили? Ой, как хорошо! Тетя Кларочка!
— С ног собьете! — целовала нас тетя Клара. Потом она понюхала воздух. — Чем это от вас несет? Как извозчики.
Мы вспомнили, что тетя Клара не терпела запаха лука.
— Жрать охота!
— Фи! Жрать? Вы не животные…
— Мы думали, что идет тот, в сапогах, — сказал Рогдай.
— Кто в сапогах? — не поняла она. — Кот в сапогах? Чего в темноте сидите? Где-то в столе свеча была.
Она нашла свечу, зажгла. Рогдай рассказал ей о сапогах:
— Вор приходил. Мы видели. Он мамин свитер унес и папин костюм. Одеяла и подушки.
— Безобразие! — устало сказала тетя Клара.
— Посмотри, если не веришь.
Мы взяли ее за руки и повели в нашу комнату.
— От сукины дети! — вдруг выругалась тетя Клара. Я первый раз в жизни слышал, чтоб она сказала что-то подобное. — Кому горе, кому радость. Казачье!
— Алик плакал, — продолжал Рогдай, — у него голова болела.
— Молчи!.. — толкнул я Рогдая в спину.
— Что с тобой было, Аля, говори, — забеспокоилась тетя Клара. Она села на стул, поставила меня перед собой так, чтоб я не мог отвернуться. В комнате было довольно светло от пожара.
— Тошнило… — сознался я.
— Мальчики, мои мальчики! Что же мне с вами делать?
— Мама сказала, чтоб мы ждали.
— Разве госпиталь не эвакуировался?
— Не знаем… Она сказала, чтоб ждали.
— Будем вместе ждать.
— Тебя отпустили? С окопов отпустили?
— Рыть-то можно до бесконечности… — грустно ответила тетя Клара. — Да теперь и невозможно — война там. Я от самых Семилук бежала. Говорили военные о каком-то котле, боятся очень, Говорят, с Задонска обошел. На войне всегда слухи… Народу-то полегло… Артиллерия, самолеты и танки… Сама танков не видела, зря болтать не буду. Женщины попрятались по лощинам. Я-то стреляный воробей, я убежала. У меня инстинктивно сами ноги приходят в движение, ведут в нужном направлении. Всю революцию пробегала. То к красным попадешь, то к белым, то к зеленым; то налетят, и не поймешь какие, серо-буро-малиновые.
— Как там? Стоят наши? Не будут отступать?
— Стоят… Посмотрите в окно.
Мы побежали к окну.
По улице так же текла толпа беженцев, люди прижимались к домам. Что-то изменилось. И вдруг мы поняли что: по мостовой, прямо по середине улицы, шли красноармейцы. Группами, по одному… У многих забинтованы головы черными от пыли бинтами. Женщины уступали дорогу, смотрели на красноармейцев безотрывными взглядами. Бойцы смотрели себе под ноги.