После сталинградской катастрофы он кое-что понял. Понял, что его хозяевам, а вместе с ними и ему придется расплачиваться за все свои дела. К этому времени он настолько запятнал себя, что выхода для него уже не могло и быть. Ему оставался один путь: вместе с гитлеровской шайкой идти до самого конца. А потом? Потом хоть потоп, хоть конец мира! Единственное, что еще могло как-то утешить его при такой перспективе, это если бы немецким оккупантам удалось запачкать как можно больше людей. Индулису Атауге хотелось, чтобы в Латвии не осталось ни одного чистого человека. Пусть не один он отвечает! И когда Данкер с Бангерским начали организовывать латышский легион, он потирал руки от удовольствия: нашего полку прибывает.
Когда в ноябре объявили мобилизацию, он прямо ликовал, потому что даже самым ловким людям нельзя было отвертеться от каиновой печати, которой немцы хотели заклеймить каждого латыша. Особенно же обрадовало его последнее распоряжение о дополнительном призыве в латышский легион. «Теперь и ты, Фания, не увильнешь — твой муженек наденет мундир. Одна у всех у нас дорога, но в компании все-таки веселей».
В то же время, пока еще можно было, он хватал все доступные ему удовольствия.
С этой именно целью и был затеян сегодняшний визит к жене унтерштурмфюрера Эрика Дадзиса. Может быть, Эрик Дадзис уже протянул ноги и никогда больше не увидит Ригу, а может быть, он еще вернется и проживет дольше, чем оберштурмфюрер войск СС Атауга, но какое это имело сейчас значение?
Аусма Дадзис была в квартире одна. Сев на диван рядом с гостем, она спросила:
— Расскажите, господин Атауга, как вы жили на фронте?
Индулис на настоящем фронте никогда не был, но, не сморгнув глазом, в течение получаса рисовал ей батальные картины, в которых центральной фигурой был он сам. Когда это ему надоело, он спросил:
— А как вы живете, пока мы воюем?
Она сделала капризную гримаску и вздохнула.
— Скучаем и тревожимся. Что же нам еще остается?
— А зачем? Жизнь проходит; что упустишь сегодня, не наверстаешь завтра.
— Что же поделать?
— Надо брать от жизни…
— Что, например?
«Ах ты, шельма, девочку из себя строит! Я, как учитель, должен все ей объяснять?»
— Например? Например, любить. Влюбляться, позволять другим любить себя. Это все равно, что мечтать. Разве это дурно — мечтать?
— Я не знаю.
— А я хорошо знаю, что мечтать имеет право каждый, потому что это не зависит от нашей воли. То же и с любовью. Человек встречает человека, оба загораются, и начинается пожар.
— И оба сгорают? — Аусма Дадзис засмеялась.
— Зачем? Только горят и светятся, как две яркие лампы. Одна греет и освещает другую, и обеим тепло.