— Товарищ Спаре, вы ведь меня поддержите, правда?
Петер удивленно посмотрел на нее.
— Поддержать? А что с вами случилось?
— Знаете, я боюсь, как бы меня не отослали в тыл… Ну, там с детьми, со стариками. А мне воевать хочется. Ну, вот вы скажите, почему я не могу воевать вместе с мужчинами? Я уверена, что могу стрелять лучше многих рабочегвардейцев.
— Разве кто-нибудь сказал, что вам нужно уезжать?
— Правда, этого еще никто не сказал. Но когда начнут формировать батальоны… вдруг для меня не найдется места? Вы, пожалуйста, замолвите за меня словечко. Я вас очень, очень прошу.
Она так выразительно произнесла это «очень, очень» и такое у нее было жалобное выражение лица, что Петер не удержался от улыбки. Он невольно погладил ее по плечу здоровой рукой.
— Попытаемся что-нибудь придумать общими силами. Я поговорю с Жубуром…
— А Силениек сказал, что насчет девушек решает Айя.
— Еще лучше. Грош мне цена, если я родную сестру не уговорю. К тому же такую славную сестренку.
— Я вам очень, очень благодарна, товарищ Спаре.
— Да пока не за что. Я ведь ничего еще не сделал.
— Как — не за что? Главное, я теперь знаю, что вы хотите мне помочь. И раскаиваться вам в этом не придется, — никогда!
Не одну Аустру мучила в тот день тревога. Те же самые чувства отражались на лицах всех девушек. Слух об организации боевых частей уже успел облететь город. У штабов толпились добровольцы, — среди них можно было увидеть и стариков и почти подростков. Здесь был партийный и советский актив, комсомольцы, работники милиции, горожане и крестьяне. Только что назначенные начальники штабов — большинство из них еще в штатском — регистрировали принятых и распределяли по ротам и взводам.
Карл Жубур сформировал свою роту из рижан; среди них было много комсомольцев. Роте отвели школьное здание. Под вечер, когда бойцы нового подразделения выстроились во дворе, получилась довольно пестрая картина. В одной шеренге стояли люди и в шляпах, и в кепках, и вовсе без головных уборов. Кое-кто был босиком, у иных, кто не успел ничего взять с собой, рубашки были до того заношены, что приходилось поднимать воротники пиджаков. Юрис Рубенис уже вел переговоры с интендантом регулярного войскового соединения и надеялся на следующее утро одеть свою роту в красноармейское обмундирование. Тяжелее обстояло дело с женщинами. Как ни «просеивала» их приемная комиссия, все-таки Айе удалось включить в роту с десяток своих комсомолок. Как их одеть и обуть? Красноармейские сапоги были для них слишком велики, да и брюки не впору, и девушки выглядели в них довольно неуклюжими.