— Нет.
— Но ведь завтра вечером будет Бал аметиста и льда. Это благотворительное событие, и было бы странно, если бы рядом с тобой не было меня.
— Было бы намного хуже весь вечер изображать, что у нас все хорошо.
Ханна вздрогнула. Зейл отпустил ее, отступая назад.
— Мне очень жаль, что я поступаю жестоко, но, Эммелина, мы оба знаем, что ты мне не подходишь.
Она поняла — эту битву ей не выиграть. Зейл всерьез намеревался отправить ее домой. А может быть, так будет лучше для них обоих — она уедет утром, и Зейл так и не узнает, что с ним была не Эммелина, а Ханна. Так и не узнает о том, что был обманут.
Он повернулся к ней спиной и посмотрел через балюстраду на огни города:
— Я устал. Устал говорить. Устал спорить. Устал спасать наши отношения.
— Я понимаю.
— Завтра утром я позвоню твоему отцу и скажу, что мы оба поняли, что не сошлись характерами, и решили расстаться.
— Хорошо.
Он посмотрел на нее через плечо:
— Лучше отменить свадьбу сейчас, чем в последнюю минуту.
— Согласна.
Он опустил голову и закрыл глаза, впиваясь пальцами в каменную стену:
— Тогда почему же так тяжело на душе?
К горлу Ханны подступил ком, а глаза защипало от слез.
— Потому что, несмотря на несходство характеров, у нас были сильные чувства друг к другу.
Он тяжело вздохнул:
— Мне очень жаль.
Она подошла к нему, обняла его за талию и прижалась щекой к его спине:
— Это я виновата. Ты меня прости.
— Уже поздно. Пора идти спать. Очень скоро наступит утро.
— Можно мне лечь спать с тобой?
— Не напрашивайся на неприятности.
Зейл был сильным и твердым, как техасские мужчины, которых она знала в юности, — мужчины, для которых понятия чести и порядочности не были пустыми словами.
— Я не доставлю тебе неприятностей, — прошептала она. — Я просто хочу быть рядом с тобой в нашу последнюю ночь.
— Я не изменю своего решения, Эммелина. Утром ты должна уехать.
— Я уеду.
Он так долго молчал, что она подумала, он откажет ей, но вместо этого он поднес ее руку к губам и поцеловал ее ладонь:
— Тогда мы проведем последнюю ночь вместе и попрощаемся утром.
Они занимались любовью на его большой кровати, под парчовым пологом. Зейл любил ее медленно, сдерживая свой оргазм до тех пор, пока она не достигала пика — один раз, затем другой. В каждой их ласке, в каждом поцелуе была особенная сладость, щемящая нежность. Закрыв глаза, Ханна наслаждалась прикосновением его сильного тела, теплом и мягкостью его кожи.
Она любила его — а он никогда не узнает об этом.
— Прости меня, Зейл, — одними губами прошептала она, целуя его грудь — как раз то место, под которым находилось его сердце. — Прости меня за то, что я — не та, кто тебе нужен.