Залетев в зал, где наши сидели перед включенным телевизором и смотрели какую-то новостную передачу, я встретился взглядом с Мехлисом и приподнял автомат. Коротко кивнув, он сделал звук погромче и, поднимаясь из кресла, подхватил свое оружие и небольшую спортивную сумку, в которую мы переложили наши бумаги. А через минуту наша группа сайгаками неслась по небольшому саду к забору с другой стороны дома. Все-таки Лев Захарович молодец! Как только стало понятно, что у наших какие-то сложности с открытием перехода, он сразу организовал наблюдение за прибывающими на территорию. К сожалению, весь периметр контролировать мы не могли, да и от местных ребят таиться приходилось, но даже такое урезанное наблюдение дало свои результаты. Обидно только, что местные, видимо, решили нас взять, я уж как-то даже зауважал президента, а оказалось…
До забора оставалось всего несколько шагов, как позади, в районе ворот, вдруг послышались автоматные очереди и пара гранатных взрывов. Я аж с шага сбился и чуть кубарем не полетел, заворачивая голову назад. А справа, метрах в пяти от нас, сквозь кусты проломился один из мужиков охраны, который, что-то неразборчиво крича в рацию, бросил взгляд в нашу сторону, махнул нам в сторону забора, а сам кинулся к дому, скрывшись за кустами, из-за которых тут же раздался хлопок выстрела из подствольного гранатомета и злые, короткие очереди его «калаша». Вот тут мне стало стыдно. Даже СТЫДНО! Я про них подумал очень хреново, а они… В реальность меня вернули маты Мехлиса, который, уже сидя на заборе, цветисто высказался «о спящих красавицах».
Мы уже неслись по узкой дорожке между высоких кирпичных заборов, приближаясь к повороту, за которым начинается окраина леса, когда с забора, от которого мы отдалились уже метров на семьдесят, шарахнула длинная автоматная очередь. Пули защелкали по старому асфальту, выбивая из него камни, а бежавший передо мной Шамрай вскрикнул и кубарем покатился по дорожке, разбив в кровь лицо. Мы ответили из четырех стволов, ни в кого не попали, но и из-за забора никто не появился. Пока я с Никольским контролировали забор, Мехлис и Мамонтов осмотрели побледневшего Шамрая, который глухо стонал и матерился сквозь зубы. Как я понял из разговора, дело было плохо – пули попали в левую голень, перебив кость. Еще через минуту мы, уже вчетвером, бежали к лесу, оставив на дорожке парня, с которым я так толком и не сошелся…