Минут десять я корячился, пытаясь перенести руки из-за спины вперед, и в конце концов у меня получилось. К счастью, я был просто связан, а не закован в наручники или не обмотан проволокой. Да и руки связали неправильно, – дятлы! – не тыльными сторонами кистей друг к другу, а как в плохих фильмах вяжут заложников бандиты-недоумки, тупо обматывая кисти веревкой. Хоть бы в локтях еще прихватили, идиоты! Хотя чего это я? Молодцы! Умницы! Еще минут десять я провозился с узлами, но смог освободить руки, с наслаждением начав разминать онемевшие конечности. Вот тут-то я чуть не взвыл снова! Было полное ощущение того, что я опустил их в кипяток, до того больно стало, когда кровь вновь нормально побежала по своим путям-дорогам. Когда боль прошла и руки пришли в нормальное состояние, я занялся связанными ногами. Так вот, по сравнению с ними рукам было не больно! Но прошло и это «чудесное» состояние. Тихо матюгнувшись, я аккуратненько стал проверять дверь на прочность, заодно осматривая, вернее, ощупывая стены и потолок. Дверь оказалась закрыта, да еще так хорошо, что не шелохнулась и не скрипнула, когда я вначале несмело, а потом и со всей силы навалился на нее. Стены, потолок и пол меня тоже не порадовали – не было ни щелей, ни каких-либо гвоздей, торчащих из них. Одним словом, полный облом! Потоптавшись по своему «гробику» и потолкав дверь, я успокоился и уселся у дальней стены, если ее можно назвать дальней. И как-то незаметно меня накрыл отходняк, да такой, что я просто вырубился.
Не знаю, сколько продолжался мой полусон, но пришел я в себя, услышав чьи-то глухие шаги и свист. Кто-то, отчаянно фальшивя, пытался высвистеть «С одесского кичмана». Быстро сложив один кусок веревки в несколько слоев, я положил его на ноги, будто они связаны, а вторую просто засунул под себя, убрав за спину руки. Через минуту я услышал шорох засова, а потом дверь открылась наружу.
– Эй, лягавый! Очухался, не?
Якобы только что придя в себя, я поднял голову и посмотрел на дверь. В дверях стоял один из «патрульных», только теперь он был не в форме, а в каких-то бесформенных брезентовых штанах, заправленных во что-то, напоминающее меховые чулки, старую тельняшку и меховую же жилетку, сшитую из множества кусочков.
– Так очухался? Тебя, падла, спрашивают! – Лицо «патрульного» стало буро-красным, словно кровяная колбаса. Когда он слегка качнулся, до меня дошло – да он же пьяный! Подтверждая мою догадку, урод рыгнул, наполнив чулан «ароматом» свежего перегара.
– Пить дай, – в голове мелькнула мысль, что пьяного урода можно попытаться спровоцировать и добавил: – Чушок помойный.