Лесные яблоки (Данилов) - страница 14
Кузьма Платонович подошел к столу, левой рукой поздоровался с каждым из нас и присел на краешек скамейки.
— Ну, Марта, чем кормишь людей? — обратился он к поварихе.
— Що даете, тем годуваю.
За столом засмеялись.
— Срезала ты меня. Но ничего, товарищи, чуток полегчает на фронтах — и нам повольнее будет. — Кузьма Платонович поглядел на давно не стриженные головы ребят, склоненные над чашками, и спросил у весовщика:
— Ну как помощники, Егорыч?
— Да ничего… — замялся тот. — Как говорится, на безрыбье и рак — рыба.
Ну, это ты зря… Гляди-ка, за эту десятидневку сколько скосили.
— Конечно, — согласился весовщик, — двадцать рук не две руки. Стараются ребята. Но есть тут некоторые…
— Это кто же?
— Да вот Железняков, — с ухмылкой кивнул Исай.
— А что он? — Председатель насторожился.
— Старшим грубит. Словами всякими выражается.
— Так, так… — Буланкин задумчиво потрогал щетинистый подбородок. — А я ему премию привез. Как передовику. А он, выходит, недостоин?
— Глядите, — протянул Исай Егорович, — вы начальство, вам виднее.
— Чего глядеть-то? Лучше всех работал! — крикнул Вовка Волдырь.
Его поддержали другие ребята:
— Попробуй скоси столько!
— Да вон спросите Марь Иванну! Председатель повернулся к учительнице.
— Я бы не сказала… Никаких замечаний, — смешалась она. — По-моему, достоин.
— Ну что ж… — Буланкин шагнул к тачанке, достал из-за сиденья сверток и, вернувшись к столу, раздельно сказал: — Согласно решению правления колхоза передовик хлебоуборки Железняков Михаил Николаевич награждается…
Председатель развернул бумагу и положил на стол прямо перед Мишкой белые чирики из сыромятной кожи.
Мишка мельком взглянул на них и торопливо отвернулся.
— Ну давай твою трудовую руку. Поздравляю.
— Спасибо, Кузьма Платонович, — поблагодарил Мишка, опустив голову.
…В будке, снимая рваные сапоги, Мишка проговорил:
— В чириках-то полегче будет, а то эти прямо отмотали ноги.
…Зори стали холодными, с порыжелых трав долго не сходила зернисто-крупная роса. Все труднее вставали мы по утрам. Но в тот день поднялись дружно — это был последний день нашей жизни в степи. Будка быстро опустела, и лишь Мишка все еще сидел на нарах. Сопя, он втискивал ноги в премиальные чирики. Я стоял у порога, ждал его. Вдруг, чертыхнувшись, он швырнул чирики под нары и пошел босиком.
— Малы, что ль, стали? — удивился я.
— Да ну их! — насупился Мишка. — Вчерась походил по росе — вот такие стали! — Он рубанул на руке по локоть. — А за ночь ссохлись. Кислина, чего ж она…
Неподалеку стоял Исай Егорович, прилаживая к лопате черенок. Услыхав наш разговор, буркнул: