— Для таких коней в Родничках и наездников теперь не сыщешь, — сказал Буланкин. — Гляньте вон на Акулу.
Из конюшни вышла высокая гривастая кобылица, гордо отмахиваясь головой от задевающих ее лошадей.
— Не обучали еще, — кивнул Кузьма Платонович.
— Да-а, красавица, — протянул Юркин отец.
Мужчины еще что-то сказали и, загрохотав, покосились на нас.
— Вам тут чего нужно? — строго спросил Буланкин.
— Покататься хотели, — признался Мишка.
— На племенных нельзя. Хотите, ловите вон стригунков.
— Акулу обучи́те, — поддел нас бригадир.
— Пошли, — позвал Мишка.
— Пойдем…
В конюшне мы забрались на перекладины и ждали, когда под нами остановится какой-нибудь стригунок-двухлеток, чтобы прыгнуть ему на спину. Иначе на стригунка не сядешь.
Лошади забыли про нас, успокоились, уткнули морды в ясли. Прямо подо мной остановилась Акула.
Я опасливо покосился на нее и услышал Мишкин шепот:
— Сигай, чего ты!
Я нагнулся и щучкой нырнул с перекладины на лошадиную спину, вцепился в гриву. Акула шарахнулась в сторону и метнулась из конюшни — в дверях я едва успел подогнуть голову. Всполошив других лошадей, она бешено носилась по базу, становилась в дыбки, падала на передние ноги.
— Держись! — испуганно крикнул Буланкин и начал торопливо открывать ворота.
Я клещом вцепился в гриву.
Акула вылетела с база и напрямик, через луг, вытягиваясь в струну, понесла меня к Куликовой горе. Она мчалась по снежной целине, утопая в сугробах, и лишь у самой вершины сбавила бег. С горы Акула пошла шагом. Я уже совсем успокоился, но вдруг, тряхнув головой, она опять взяла намет. Возле фермского колодца она размашисто поскользнулась, и я, перелетев через ее голову, упал на твердые обледенелые кочки. Из глаз сыпанули горячие искры, грудь сцепило обручем. Я попытался встать, но не смог.
Запыхавшись, ко мне подбежал Мишка.
— Ты чего, ушибся?
Я чуть шевельнул головой, что-то теснило грудь и раздавливало там слова.
Мишка молча кинулся от меня и вскоре прибежал с салазками — отобрал у каких-то малышей.
— Садись, повезу, — приказал он.
С его помощью я ползком забрался на салазки, и Мишка покатил меня.
Пока добрались до своей улицы, я немного пришел в себя, и стало стыдно лежать на санках.
— Мишка, погоди, я встану… Сам пойду.
— Лежи, — строго отозвался он и зашагал быстрее.
У наших ворот повстречалась Енька.
— Вы что, на санках катаетесь? — засмеялась она.
Я уткнулся носом в холодные доски и закрыл глаза.
— Что случилось? — испуганно спросила она: наверно, по лицу Мишки догадалась, что нам не до игрушек. — Что с ним, Миша?
— С Акулы упал, — нехотя проговорил он.