— Да, — кивнул Хикс, — рыбалка в тот раз была отличная, ничего не скажешь. Теперь я, чтобы уснуть, не овец считаю, а мысленно сижу там и опять ужу, раз за разом. Как Хемингуэй. — Он потер ладонями лицо и встал. — Я совсем мертвый, приятель. Надо бы упасть задрыхнуть.
— Ну так иди упади, — сказал Дитер. — Сам знаешь где.
В заводи, на берегу которой сидела Мардж, рыба была чуть ли не ручная. Она пощипывала Мардж руки и доверчиво заплывала в подставленные ладони, однако мгновенно отплывала при малейшей попытке поймать ее, оставляя на поверхности воды переливающуюся солнечными бликами рябь. Мардж сидела, играя с рыбой под сводом вечности и тишины, к которым уже начала привыкать.
В какой-то момент она решила окунуться. Она сбросила с себя пропахшую потом одежду и осторожно ступила в воду. Дно было галечное, вода нагрета солнцем; она окунулась с головой и встала, чувствуя легкое подташнивание. Ветер был напоен ароматом сосен.
На камне в нескольких ярдах ниже по течению сидел Кейджелл. Она обернулась и машинально помахала ему.
— Хочешь мыло? — крикнул он.
— Хочу.
Он сбегал в дом и вернулся с бруском домодельного мыла, пахнущего щелоком.
— Послушай, — сказал он, показывая на угол дома, — там есть душ. Пойди туда, тогда мыло не повредит рыбам.
Он серьезно смотрел, как она выбирается из воды и идет к душу. Вода была холодная, намного холоднее, чем в речке. Она намылилась под взглядом мальчишки, ополоснулась и обернула полотенце вокруг себя, став похожей на индонезийскую женщину в саронге.
— Так прилично? — спросила она его.
— Конечно.
Он перешел ручей, перепрыгивая с камня на камень, и уселся на берегу напротив нее.
— Хорошо тут, — сказала она.
— Очень хорошо. Хотя было гораздо лучше.
— А как было?
— О, всегда было полно народу.
— Так, как сейчас, разве не лучше?
— Не знаю. Для рыбалки — лучше.
— Как ты можешь ловить рыбу, — спросила она, — если беспокоишься, как бы мыло не повредило ей? Разве крючок не причиняет боли?
— Не думаю, что это то же самое, — ответил Кейджелл. — Некоторые здесь говорили, что ловить рыбу — это жестоко. Дитер говорит, что многие из тех, кто не одобрял рыбной ловли, теперь сами убийцы.
— Ты имеешь в виду — они убивали людей?
— Ну, может, он говорит иносказательно. А может, они и убивали людей.
— Понятно. Ты всю жизнь здесь живешь?
— Почти. Хотя родился в Париже.
Он был само совершенство, утонченный артефакт, как индийские колокольчики на деревьях. Он был дитя грядущего, как и она сама, — рожденное для привольной жизни на заре Нового Века.
Невозможно было не думать о Джейни, но наркотик полностью притупил страх за нее.