— Вот ба это все — да по-русски! — восхитился подпевала. — Этта жа душа горит.
— Слова, видать, распрекрасные… — мечтательно поддержал второй красноармеец. — Ты бы перевел, браток?
Татарин перестал играть.
— Понимаешь, — начал он вдумчиво, — любовь. Он любит, она любит. Оба любят. Сильно очень. — Он улыбнулся. — Все.
— А… ругаешься зачем?
— Нет. Это вы ругаетесь. У нас в древние времена лучшие слова. Друзьям говорили. Понял?
По перрону трое красноармейцев волокли двоих в штатском. Вид у задержанных был самый невероятный: у того, что выглядел постарше, пиджачок был кургузый, явно с чужого плеча, молодой шел босиком, поджимая ноги и морщась, оба сразу же привлекли внимание, собралась толпа.
— Ворье проклятое! — выкрикнул кто-то.
— Чемодан сперли! — поддержал второй.
— Че-емодан… Дурак ты! Шпиены это. Наверняка карту с плантом слямзили! Товарищ, товарищ, к тебе обращаюсь! Беляки?
— Разойдитесь, товарищи… — молоденький конвоир теснил самых ретивых. — Не положено.
— Да я их знаю! — возвестил красноносый детина в обмотках из бинтов. — Я их у сестры милосердия Нефедовой-барышни видал! Денатурат поди свистнули, архаровцы!
— Шлепнуть их!
— Антанта проклятая!
— Разберутся, — отталкивал напирающую толпу конвоир.
— Как это то есть? Без нас? По какому праву? А вот доложьте нам — что, отчего, почему и зачем! Не старый режим! — говоривший схватил пожилого задержанного за рукав: — Слышь, у те очки от близи или от дали?
Пожилой машинально сдернул очки с носа, пожал плечами:
— Я близорукий, минус три…
— А как это?
Задержанных втолкнули в дверь, она тут же захлопнулась, оставив любопытных снаружи. Они попытались было прорваться, но тут же отскочили: на пороге появился сурового вида краском с маузером-раскладкой через плечо; Оглядев собравшихся, он пробурчал:
— От-ставить… У нас армия или сходка? — Аккуратно прикрыв дверь, он вернулся в кабинет начальника станции.
Задержанные и конвоиры стояли посреди кабинета, ожидая, пока комполка закончит переговоры по «юзу». Прочитав телеграфную ленту, тот потянулся и сделал несколько резких движений руками.
— Затек… — И, принимая строгий «должностной» вид, продолжал: — Ну, что у тебя, Лоськов?
— Да смех один! — возбужденно начал докладывать старший. — Понимаете, товарищ Зворыкин, идем желдорпутем; само собой — напряженные и внимательные, по инструкции, одним словом, вдруг — подскакивает Зинка, обходчика Калякина дочка…
— Вы, пожалуйста, короче, самую суть, — перебил второй краском, с тщательно выбритым лицом и шкиперской бородкой.
Лоськов взглянул, недоумевая, и продолжал: