…Время летит, как курьерский поезд. Где-то сказано, что по мере приближения к началу своему мы начинаем ощущать его бег. После сорока лет это человеку дано, Декабрь; до нового, 1919 года остается несколько дней. Пермь пропала, удержать ее нет никакой возможности. На рассвете мне и Медведеву дают ящик динамита и приказ: мост через Каму взорвать. Нельзя, чтобы белые сели на хвост Третьей армии.
Чего там — диспозиция книжная: кто не взрывал мостов перед чужими войсками! Обыкновенное дело, теперь сделаем его мы. Знакомство (считая быстрое наше время) — давнее: с дома Особого назначения в Екатеринбурге, Медведев служил в охране бывшего царя, внутри. В те дни мы с ним и слова не молвили — у него свое дело, у меня — свое. Бывало, выдаю жалованье, спрашиваю: «Денег хватает?» — «А куда?» — и равнодушно зевает.
Сейчас у него все то же сонное, туповатое лицо. Скрипят полозья, а он спит.
Мне это странно. Но ведь у всякого восторг от разного. У кого от водки, у кого от женщин. Я уже много месяцев подряд не восторгаюсь ничем. Нет времени читать, и стало быть — не открывается истина. Что скорбно? Непонятно предназначение. Родился — крестился — женился — родил — дом построил — дерево посадил — ребенок вырос — ты умер. И все. Все, как ни крути. Ну и зачем я тогда? Другой сделает это все, всю эту цепочку построит в сто раз лучше!
Скажут: и у тебя есть долг. Не уклоняйся.
Да ради Бога! Но объясните мне — зачем я? И какой у меня долг?
Лермонтов только предположил: «я дал бы миру дар бесценный, а мне за то — бессмертье он!»
Я же и предположить не могу.
Медведев толкает в бок: «А что — вот был царь, а вот его и нет. И живут люди. Как же так?» — «Это, — пытаюсь отшутиться, — без Бога не до порога, а без царя можно». — «Зачем убивать-то?» — «А зачем ты убивал?» — «Я в переулке, у окна стоял — слышно-неслышно чтобы… Но камень этот — несу». — «Какой еще камень?» — «Потом скажу. — Смотрит с прищуром. — Если Бог приведет».
Взять в толк его речь. Но — нет. Не взял. Подъехали к мосту, он пуст, ни души. Сгрузили ящик с динамитом, приладили посередине, под упор. Измордовались — мороз, руки красные, как лапы у гуся, трясет мелкой дрожью. Вывели бикфордов шнур. «Поджигаем?» Местность тут немного открывается, смотрю — он глаз с дороги не сводит. А на ней — походная колонна. Белые… «Поджигай!» — «Нет. Надо, чтобы они на мост втянулись. Тогда и рванет. Удлиняем шнур». Бежим, разматываем, замысел мне пока неясен. Объясняет: «Запалю, когда они шагов на сто к мосту подойдут. А когда они на середине будут — оно и рванет. Понял?» Я не военный, ему, судя по всему, — виднее. Говорит: «Отойди. Если что — незачем вдвоем рисковать». Эх… Мне бы здесь в самый раз и спросить: а что «если что»? Не спросил. Он достал кремень, кресало, фитиль и спички. На тот случай, если они отсырели — можно кремнем. Отхожу, он стоит. «Не осуждай!» — кричит. И тут меня ровно толкнуло. Белые уже на мосту, а он — не то чтобы чиркнуть, он им сломя голову навстречу: «Братцы, не стреляйте, не стреляйте, повиниться хочу!» И в руке оборванный шнур.