— Если бы не вы, я бы погиб. Папа меня теперь постоянно попрекает тем, что произошло, только я толком ничего не помню. Не подумайте, что я оправдываюсь, просто я действительно ничего не понимаю… Вы меня презираете?
От этого невинного вопроса мне стало не по себе. Господи, как я мог его презирать? Сам неоднократно попадался в сети вампиров, знаю, каково быть их игрушкой.
— Не бери в голову, это могло произойти с каждым, — я ускорил шаг, чтобы быстрей добраться до своего номера. — Посидишь у меня, пока Франсуа не проснётся.
Тревожить друга я не собирался. Раз он не стал меня сегодня будить, значит, наступило долгожданное похмелье, и лучше его не трогать.
Флориан вошёл в комнату, осторожно ступая и чуть приподняв голову. Как кошка, исследующая новое место. Разве что не принюхивался.
— Мило тут у вас, — промямлил он.
«Ну и конура», — донеслись до меня его истинные мысли.
Я хмыкнул. В принципе, этого можно было ожидать от избалованного ребёнка. Для него всё, что по роскоши уступает владениям отца, недостойно визита титулованной особы.
— Рад, что тебе тут нравится. Присаживайся, — я нарочно не стал извиняться за скромность своего жилища. Всё-таки опрятный номер это не хлев.
С видом осуждённого на казнь Флориан опустился на стул. Чуть поёрзав, и как бы убедившись, что в сидении нет ничего острого, а ножки стула крепкие, он опять мученически вздохнул. Он был бледен. Веки с длинными ресницами были полуопущены, отчего его взгляд казался таинственным, как у фарфоровой куклы искусного мастера. Его тонкие пальцы подрагивали.
— Похоже, ты ещё не совсем здоров, — отметил я. — Может, приляжешь? Я принесу тебе вина. Или кофе. Что ты будешь?
На мгновение мальчик оживился.
— Нет-нет, спасибо. Мне сегодня гораздо лучше, — последние слова он сказал не мне, а своим коленям.
Отчего-то мне вспомнилась мать Жака, при каждой нашей встрече пытающаяся напоить меня молоком, от которого сногсшибательно несёт коровой. Бедная женщина никак не может понять, почему я отказываюсь от угощения, и, каждый раз прижимая меня на прощание к своей большой груди, причитает: «Батюшки, какой же ты тощий».
— Франсуа обычно рано встаёт, — вдруг пробормотал Флориан.
— Мы с ним ночью развлекались, — уклончиво ответил я.
— Я бы хотел поговорить с ним и вернуться домой, пока папа не заметил моего исчезновения. Он очень поздно вернулся из театра, и проспит, наверное, до полудня… Я так боюсь, что меня кто-нибудь выдаст! Амандин пообещала молчать, а Катрин только и ждёт как бы снова нас очернить перед папой.
— Вас с Амандин послушаешь, так Катрин страшный зверь какой-то.