— У меня была точно такая же реакция. С такой аналогией ты превзошла саму себя.
— Что ж, по-моему, сходство между нами становится все более очевидным, доктор Козак.
— Почему, черт побери, ты так часто называешь меня доктор Козак? Меня зовут Иван.
Я сел рядом с ней на диван.
— Мне нравится, как это звучит. Тебе идет.
— Это чертовски официально. У меня возникает такое чувство, будто я стою перед курсом.
— Хочешь, чтобы было неофициально?
— Да, и я не имею в виду все те слова, какими ты меня называла в последнее время.
— Я тоже не имею их в виду. У меня совсем другое предложение. У моего отца был друг по имени Иван. Его жена всегда называла его Ваня. Я тоже стала называть его так, но отец объяснил мне, что это особое, ласковое обращение к человеку с именем Иван. Он сказал, что только самые близкие люди могут его так называть, что это означает то же, что «дорогой» или «любимый». Если ты не против, я хотела бы иногда называть тебя так, а не только твоим привычным именем.
Я ответил не сразу, так как ее слова сбили меня с толку.
— Иван, с тобой все в порядке?
— Извини, я не ожидал услышать подобное. Единственным человеком, который называл меня так, была моя мама. Я не слышал этого слова с тех пор, как она умерла.
— Я не знала. Если это слишком личное, я откажусь от этой затеи.
— Нет, мне на самом деле очень хотелось бы, чтобы ты называла меня так.
Я замолчал, не решаясь сказать ей всю правду. Но что-то — может, воспоминание о матери, а может, даже прикосновение ее руки — заставило меня продолжить.
— Она так и не научилась хорошо говорить по-английски. Дома отец и мать всегда говорили по-украински. Самые ранние мои воспоминания об этом имени связаны с колыбельной, которую она пела мне по-украински. Я не знаю, какое имя звучало в этой песне изначально, но она всегда вставляла вместо него мое имя — Ваня. Когда я видел ее последний раз, она напела мне эту колыбельную на ухо.
Я почувствовал, что еле сдерживаю слезы, и замолчал. Мне пришлось достать свой носовой платок.
— Может, ты все-таки откроешь коробку или подождешь, пока они завянут внутри?
— Мне может понадобиться твой платок, как только ты будешь в порядке, — сказала она. Ее глаза блестели от слез.
— Тем, что принадлежит тебе, пользуешься ты и только ты. Помнишь, что ты сказала мне насчет зубной щетки?
— Тогда мне придется воспользоваться рукавом твоего пиджака.
Она сняла крышку с коробки и развернула бумагу.
— Иван, они прекрасны. Спасибо тебе большое.
Она прикоснулась к лепесткам. Я оторвал кусочек оберточной бумаги и протянул ей, так как по ее щекам катились слезы.