Вид с больничной койки (Плахотный) - страница 102

Вы зовете меня в Москву. На дорогу и на гостинцы денег хватит, да боюсь в столице потеряться. А за приглашение спасибочко. Жду ответа с нетерпением. Ваша тетя Катя».

Вину за неудачную операцию Колесников принял на себя. Самолично подал рапорт об отставке. Какое-то время работал рядовым врачом в поликлинике, да вдруг куда-то сгинул. Говорили, что совсем из области уехал, о чем в районе искренне сожалели. Впрочем, всякий врач сам себе судья, и по обстоятельствам сам себе выносит приговор.

С Василием Ивановичем были мы не то чтоб дружны, однако общались часто. Предметом разговоров были вопросы сугубо житейские, а также хозяйственные, экономические (о делах окружающих колхозов). При этом была исключена медицинская тема. Да и без того наши посиделки затягивались иной раз до полуночи. Горячо спорили о литературе. Из современных писателей доктор особо чтил Евгения Ивановича Носова. Бывал в его доме и на даче под Курском. Внимательно пролистал я свои дневниковые записи того периода (тетрадь большого формата, в 96 страниц), но не обнаружил хотя бы упоминания о больничных буднях. Лишь однажды — без всякой связи со своей профессиональной деятельностью — Колесников обронил: «У каждого хирурга за плечами свое маленькое кладбище». (Иловский дневник, запись от 12 марта 1971 года). А в записной книжке, датированной все тем же годом, закавычена фраза: «Медик должен жить по божественным заповедям, хотя в душе своей он честный атеист (В. И. К.)». Мысль, достойная быть отчеканенной на скрижалях. Впрочем, положа руку на сердце, надо сказать: жрецы — самого демократичного и самого бескорыстного олимпийца Гиппократа — всегда так жили и работали. Хотя в глубине души оставались материалистами, а то и коммунистами беспартийными!

Тут вспомнил я о своей сокласснице Проданюк. После окончания школы в райцентре учились мы с Людмилой в столице Молдавии, но в разных вузах. Я вознамерился стать журналистом, Людмила поступила в мединститут. По окончании получила направление в глубинку, в сельскую больницу. Встретились мы лет через двадцать, в Москве. Моя одноклассница карьеры не сделала: как была, так и осталась терапевтом широкого профиля. При этом не жалела для своих пациентов ни сил, ни времени, ни душевного огня. Новоприезжей провинциалке Моссовет выделил жилье в коммунальной квартире. Людмила Дмитриевна стала полноправной москвичкой. Общественность столицы высоко вознесла участкового доктора, портрет ее красовался на районной Доске почета. Пожалуй, и орден заслужила б, жаль, круто переменились в стране устои, порядки.