Татьяна Геннадьевна, помню, выскочила из палаты как ужаленная и вскоре возвратилась с коллегой из неврологии. Как затем дело повернулось, читайте выше… Комиссия же из Комитета здравоохранения, прибывшая в больницу с намерением во что бы то ни стало опровергнуть или хотя бы дезавуировать не поддающуюся опровержению фактуру из честного репортажа пациента «Вид с больничной койки», — сделала дурацкий вывод: автор-де морочил медперсоналу головы, акцентуируя воображаемые недуги!
Мне было и грустно, и смешно… Грустно, потому с тех пор начались из-за недолеченного бронхита и воспаления легких серьезные проблемы. Смешно же оттого, что вспомнился реальный случай из моей армейской жизни. Дело было так. Один новобранец, маменькин сыночек, капризуля, недоволен был солдатской кухней. Сдуру накатал тайком письмо прямо в штаб корпуса. В Советской Армии порядки были строгие. В роту немедля явилась авторитетная комиссия во главе с генералом. Он не удовлетворился отчетом командира полка: явился в столовую, угодил в разгар обеда, чтобы не было никакого обмана и очковтирательства.
Разгладив плавными движениями пышные усы с подусниками, генерал обратился к обедающим солдатам с непростыми вопросами: а) довольны ли службою? б) есть ли к начальству своему претензии? в) сыты ль служивые, хватает ли довольствия? (Тут надобно заметить, что накануне в роте провел соответствующую психологическую подготовку старшина.) И вот на прямой генеральский вопрос, хватает ли довольствия, — крупногабаритный сибиряк во всю силу легких гаркнул: «Харчей хватает… Даже в мисках остается!» Генерал, однако, был не промах и уточнил: «А что же, солдатик, в мисках остается». Был ответ: «Лавровый лист остается, товарищ генерал!»
В таком виде «объективка» и пошла по армейским инстанциям.
Не затесался ли теперь тот ротный старшина в аппарат ведомства г-на Сельцовского? И я решил провести разведку.
До Андрея Петровича не допустили. Принял меня заместитель председателя А. А. Хрупалов. Чиновник как чиновник: в меру скрытный, частично откровенный, по-своему хитер, по-современному немного фрондер, заметно циничный.
— Статья ваша очень неприятная, — в первую же минуту выдал Андрей Александрович. — Нет, не по фактуре. Вы там лежали, все своими глазами видели, кожей прочувствовали… А вот раздражает общая тональность, фразеология, фельетонный налет.
— Вам повезло, что в 61-ю больницу угодил не Салтыков-Щедрин, а второразрядный журналист эпохи Аллы Пугачевой.
— Юмор понял.
— В следующий раз обещаю быть поаккуратней при выборе слов и выражений… Но основную претензию, мне кажется, вы еще не высказали.