Так и живем: колбасу жуем, от коей после за животы хватаемся. К тридцати годам наши кровеносные сосуды становятся непроходимыми; печень засоряется всякой дрянью, меняет структуру, как врачи говорят, перерождается; суставы, хрящи костенеют, никакая химия, ни сауна уже не помогают. Такова цена мнимым удовольствиям, которые мы получаем вместе с пагубной рекламой на каждом шагу.
Производители материальных ценностей, товаров и рекламодатели работают в тандеме, чтобы любым способом — и ценой! — сбыть на рынке товарную массу. Есть житейское наблюдение: ежели торгаш превращается в зазывалу, этот прилавок обходи стороной, значит, тут дело нечистое. Можно нарваться на гнилье, на подделку — в итоге дешевка тебе дороже обойдется, а то и боком, как говорится, вылезет.
Массовая фальсификация товара — мировое зло, порождение капиталистической системы хозяйствования. Обман стал повседневным и повсеместным явлением. Не на голом же месте возникла маклерская формула: «Не обманешь — не продашь!». В развитом капиталистическом обществе сложилась замысловатая система противодействия — выявления — подделок, которые прямо или косвенно могут отражаться на здоровье людей. И все равно жулье изворачивается. Время от времени возникают скандалы, где законы общества основаны на поголовной корысти, именуемой бизнес. От зла ведь добро не рождается, а только зло, причем более ушлое, хитрое, изощренное.
Мое поколение — шестидесятники! — воспитывалось на презрении к идеям вейсманизма-морганизма, в конечном счете это выражалось в общем неприятии генетической зауми. В детали и подробности народ не посвящали. Манипуляции генетиков просто именовались зловредными, идеалистическими, антинаучными. После Сталина, в период «оттепели», наша биологическая наука сбросила с себя политический морок и тоже скандально объявила о своей приверженности идеям генетиков.
Волей-неволей россияне приобщились к западноевропейским ценностям, по ходу дела посмеиваясь над ложным учением Лысенко насчет его теории об изменчивости организмов. Досужие наши мыслители не поленились и посчитали: марксистско-ленинское учение обошлось стране и народу в неисчислимое зло, так что мы отстали от Европы и Америки по меньшей мере на два арифметических порядка лет. Музыкант Ростропович был более категоричен: сказал, что мы «отстали навсегда». Потому и поменял виолончель на автомат Калашникова. Как теперь говорят, то был его собственный выбор.
Затем возникла некая пауза, затишье. В расчете на глобальные идеи авторов генной инженерии идеологи нового мышления до основания — и даже ниже — разрушили материально-техническую базу села; колхозы же распустили. Расчет был гениально прост: продовольственную программу обновленной России запросто решат фермеры, объединившиеся вокруг Ирины Хакамады и активно поддерживаемые мировой наукой вкупе с Всемирным валютным банком… Да, гладко было на бумаге.