— Продолжай, пожалуйста, — негромко попросил Бен.
— Что? Ах да, конечно. На чем я остановилась?
— Ты стояла у двери миссис Крейвен и беседовала с ее тетушкой Фиби.
Я возобновила рассказ. Следом за Фиби я спустилась вниз. К тому времени, как я очутилась в холле, мисс Фиби вошла в гостиную и закрыла за собой дверь. Я поправила шляпку перед зеркалом, желая убедиться, что она сидит не криво и нигде не помялась.
Выйдя, я машинально направилась к церкви и по пути невольно думала: может быть, сегодня она будет открыта? Утро выдалось чудесное, и мне стало очень жаль, что так и не удалось уговорить Люси пойти со мной. В таком состоянии ей вряд ли полезно сидеть в четырех стенах.
Церковь, освещенная солнцем, напомнила мне лежащего старого великана. Я тщетно подергала за массивное металлическое кольцо, вделанное в дубовую дверь, и решила, что, наверное, сторожу лень приходить и открывать церковь в те дни, когда здесь не бывает службы. Я зашагала по узким тропинкам между кладбищенскими участками, время от времени останавливаясь, чтобы прочесть ту или иную надпись. Как обычно бывает на сельских погостах, многие фамилии повторялись снова и снова. Большинство надгробных плит были скромными, но я нашла и несколько памятников искусной работы. Один особенно величественный склеп, окруженный кованой оградой, принадлежал семейству Бирсфорд. Прочитав надписи, я поняла, что Бирсфорды живут в этих краях по меньшей мере сто лет. Еще один склеп, выстроенный в виде пирамиды, служил памятником капитану военно-морского флота Мигеру, который принимал участие в битве на Ниле и остался жив, но погиб от лихорадки в Вест-Индии. Я читала фамилии местных жителей — представителей знати, простых поденщиков, слуг… Вот сквайр, вот сельский кузнец, лавочник, пекарь, сапожник и повитуха — все связаны родством и старым знакомством. «Место для всего и все на своем месте», — по словам Люси, любимая пословица мисс Роуч. «Для всего» можно заменить на «для всех». Сюда, в маленькую общину, сестры Роуч прибыли как посторонние и до сих пор оставались посторонними. Я снова задумалась о причинах их добровольной изоляции.
Затем я решила осмотреть более скромные места последнего упокоения; через какое-то время неожиданно для себя я снова оказалась у маленькой плиты, хранящей память о новорожденной дочери Джеймса Крейвена и его жены Люси. Я думала, что вид могилки наполнит меня грустью, однако неожиданно для себя я испытала удивление. В тот день мне, видимо, суждено было удивляться.
Над крошечным холмиком я увидела скромный букет из травы и полевых цветов. Кто мог положить его сюда? Не Люси — ведь она была уверена в том, что ее дочери здесь нет. Может быть, какой-нибудь ребенок из деревни? В простоте букета чувствовалось что-то по-детски наивное. Его перевязали обрывком грязной красной ленты. Кто-то очень постарался; кто-то, у кого не было возможности нарвать садовых цветов или цветов из теплицы…