Мне хотелось повторить вопрос сержанта Морриса: куда запропастились все местные жители? В Лондоне всегда оживленно. Вечером на улицах горят газовые фонари, хотя дневных прохожих сменили многочисленные ночные обитатели. Тишины нет; гремят колеса, шелестят шаги. Тут внезапный крик, там оживленный спор, свист, мелодичный или не очень, — тех, кто идет домой один и старается, как может, поддержать настроение.
Некоторые такие ночные пташки выходят из дому по вполне невинным поводам; они идут на работу, с работы или возвращаются из увеселительных заведений. Другие, как я прекрасно знал, заняты более зловещими и менее почтенными делами. Размалеванные девицы манят прохожих разделить с ними вечерок — и многие из них ровесницы Люси Крейвен или даже моложе ее. Ярко горят окна питейных заведений и борделей. Неудачники и транжиры, пошатываясь, возвращаются домой с пустыми карманами и больной головой, оставив в вышеуказанных заведениях все свои деньги. Редко когда никто не пристанет к одинокому прохожему на улице. Во всех переулках валяются бездомные калеки или пьяницы, не в силах больше сделать ни шагу. Они, может, и пошевелятся, когда мимо размеренной походкой проходит констебль и светит своим налобным фонарем во все ниши и темные углы. Вор, обчищающий карманы зевак, часто успевает улизнуть до того, как на него обрушится карающая рука закона. Да, в Лондоне редко бываешь один. Большой город никогда не спит.
Здесь же, наоборот, жизнь начинается с восходом солнца и после заката замирает. Деревенские жители встают с первыми лучами солнца и ложатся, когда горизонт окрашивают последние лучи. Они как будто боятся темноты. Даже бродяги и бездомные, чей костер, возможно, видела Лиззи из окна, нашли себе укрытие и не отваживаются высовывать оттуда нос до рассвета. Сельские жители запираются в своих домах и крепко спят; никто не провожает по дороге одинокого путника вроде меня. Только браконьер может рыскать во мраке. Но браконьеры боятся попасться на глаза егерю, поэтому, услышав шаги, постараются спрятаться подальше.
В поле справа от меня паслись лошади; приятно было слышать их фырканье. Хорошо сознавать, что рядом есть живое существо! Лошади тихо брели за мной по ту сторону живой изгороди, пока я не очутился напротив другого поля. Я слышал, как они ходят, и чувствовал их запах; до меня долетало даже тепло их тел. Им было любопытно, кто там идет по дороге; возможно, им тоже недоставало общения. Я часто спотыкался — отчасти из-за темноты, а отчасти от портвейна, к которому я не привык; он притупил мои чувства.