Пилот не обманул нас. Без пяти минут одиннадцать вдали показались огни Шербурга, а ровно в одиннадцать, как он нам и обещал, мы выходили из кабины на ярко освещенный аэродром.
У роскошного шестиместного автомобиля ожидал нас морской офицер, тот самый, который утром встречал «Эребус II». Он явился, чтобы приветствовать премьера и облегчить нам запрещенный в ночную пору вход в военный порт.
Действительно, «Эребус II» хорошо охранялся: от ворот арсенала и до набережной бухты, где он стоял на якоре, нас не менее трех раз останавливали часовые. У герметически закрытых люков, ярко освещенных электрическим светом прожекторов, стояла морская стража о ружьями на плечо.
Второй лейтенант и пять офицеров, остававшихся на судне, приняли нас в рубке; потом капитан Барко, вступивший опять во владение своим судном, хотел сначала предложить нам в кают-компании по бокалу портвейна в честь дорогих гостей. Но парижанам не хотелось ни задерживаться, ни выслушивать рапорта второго лейтенанта о выполнении данных капитаном инструкций: «все матросы в одиночках в тюрьме, помещение команды, так же, как и все люки, опечатано, журналисты спроважены и т. д.».
— Капитан, — сказал господин Жермен-Люка, вставая, — вы нас простите, но если мы хотим сегодня же ночью вернуться в Париж…
— Совершенно верно, господа… Сюда, прошу вас…
И в сопровождении обоих начальников, которые освещали путь электрическими фонариками, мы двинулись по внутренним коридорам судна к большой водонепроницаемой перегородке.
— Вот трюм № 1,—произнес капитан Барш. — Его только что открыли для вас, господа. Осторожнее, здесь железная лестница.
Электрические фонари осветили на глубине двух метров под нами смутную массу желтых камешков с красными пятнами — самородки с острова Фереор.
Без единого звука все три магната политики и финансов спустились один за другим на это ложе золотых камешков. Но когда под ногами их эти камешки заскрипели, обнаружилось их волнение. Ривье выпрямился и, глубоко дыша, отбросил каблуком несколько камней, чтобы проверить толщину слоя. Управляющий Французским банком осматривал трюм с каким-то беспричинным смехом, который странно звучал в гулком пространстве и ежеминутно грозил перейти в нервный припадок. Премьер крепко выругался на лангедокском наречии. После чего, овладев собой, эти трое, обладавшие такой большой силой интеллекта, эти три высшие представители человечества, эти носители цивилизации с непринуждённой улыбкой нагнулись к богу-золоту и дрожащими пальцами подняли каждый по одному камешку… так же, как и мы некогда, — на память.