По долинам и по взгорьям (Медведев) - страница 17

— Ну?! Так и сказал?

— Так и сказал!

Мы молча переглянулись. Вот он какой, оказывается, тихоня-то наш, дядя Николай.

Коротка июньская ночь! Едва успеет догореть золотистая заря на западе, как загорается алая утренняя зорька на востоке… Мы лежим в лодке, у бортов ее мягко колышется темная вода. В зарослях кустов, на берегу реки Исеть, перекликаются птицы. Туман. На полуострове Гамаюн рассыпаны желтые точки рыбачьих костров, слышна песня:

Рыба почему-то клюет плохо, и мы поворачиваем вместе с другими лодками к берегу, к «Натальиному подворью».

— Ишь ты, как басы-то выводят! — восхищается Герман Быков.

— Это Рогозинниковы братья! — кивает Сенька Шихов.

Неожиданно стройный хор нарушается густым голосом, который поет на другой мотив:

Мы дружно прыскаем.

— Ох уж этот Егорыч! — хохочет Сенька. — Даром что на оба уха туговат, а любит песни…

Мы подводим лодку к берегу, в свете костра рассматриваем улов: в ведерке трепещут серебристые чебаки, колючие ерши, красноперые окуни.

Наша ребячья ватага присоединяется к взрослым. Они ведут разговор о том, что начальство испугалось-таки и убавило в некоторых цехах рабочий день, а те, кто работал в горячих и других тяжелых цехах, получили прибавку.

Когда уже совсем рассвело, из лесу по тропке к рыбакам вышли четверо. Один из них, староста откатчиков-грузовозов Борис Комаров, хорошо знаком нам. Второго плечистого человека с суровыми голубыми глазами, я словно где-то видел.

— Кто это? — толкаю под бок Сеньку.

— В больничной кассе работает, Малышев по фамилии…[1]

И. М. Малышев (снимок 1915 г.).

Третьим шел вразвалку крепкий мужчина в сером пиджаке и косоворотке. За ним какой-то тонконогий франт. На плечах его была чудная пелеринка, на голове потешная камышовая шляпа, а с горбатого красного носа так и норовили соскочить два стеклышка на цепочке.

— Ишь ты! — заинтересованно произнес Герман, разглядывая странного незнакомца.

Рогозинниковы перестали петь и тоже смотрели на пришедших.

— Принесла тя нелегкая на Гамаюн. И тут от господ спокою нету, — пробурчал кто-то, очевидно имея в виду франта.

Рыбаков на берегу Гамаюна было много. Пришедшие остановились около самой большой группы. Тот, который, по словам Сеньки, работал в больничной кассе, обратился к сидящим:

— Здорово, земляки! Мир на стану.

— К нам на стан милости просим, — приветливо улыбнувшись ему, как старому знакомому, пригласил Александр Рогозинников. Кто-то пронзительно свистнул, разговоры смолкли, и к той группе, где остановились четверо, стали собираться остальные рыбаки.