В пятницу перед крыльцом нарисовался «ниссан» с московскими номерами. Генрих приехал. Машина у него непонятная, с противной рожей. Хипстер. Загородил проезд. В доме теплей обычного, запах дров и печеных яблок. У камина Катя и Он. Сидят на полу, глаза соловые, щеки красные. Не иначе, целовались. Издалека видно, Катя на том мосту исключительного мерзавца встретила. Генрих встал, представился, пожал руку. Пальцы у него вялые, холодные. Не мужик. И точно не сантехник. Смотрит внимательно. Как же, фотограф. Изломанные позы, театральные жесты, высокий голос, частые вздохи. Еще длинные волосы и тонкие очки. Мерзкий тип. И паркуется, как баба. Я сослался на усталость и пошел к себе. И до утра не мог заснуть, слушал шорохи и стуки, воображал прелюбодеяние за стеной, чувствовал себя идиотом. Вот зачем я предложил ей остаться?
Следующий вечер прошел под флагом лицемерия. Сидели втроем, молчали. Я рассказал анекдот про монаха, который в страстную пятницу бегает вокруг монастыря, грызет колбасу и приговаривает: «Путешествующим — можно!»
Катя хихикнула. Окрыленный, я рассказал историю подлинней, о том, как летал в Москву. Мне нужно было сдавать сценарий фильма. Я люблю ездить поездом, потому что электровоз весит шестьдесят тонн. Если такая новость вас не будоражит — вы не мужчина. Во-вторых, принцессами моего детства всегда были проводницы. Особенно из поезда Рига — Адлер. Мне было девять лет, а потом двенадцать, это горячий возраст. Я влюблялся со скоростью три проводницы в час. Путешествия на юг так и остались для меня символом чистой любви. В душе моей навек останутся колготки в сетку, модные не помню уж когда. В мечтах я успевал жениться на всей бригаде, а с некоторыми проводницами даже развестись из-за их дурного характера.
Стюардессы небесные были еще прекрасней, но встречались очень редко. На самолет билетов было не достать, потому что все хотели увидеть настоящих стюардесс. Может, поэтому я до сих пор при них немею. Мне тогда казалось, единственный способ познакомиться — это погибнуть на их груди, прикрывая от пуль арабских террористов. Я даже репетировал прощальную улыбку. За все детство мы летали два раза, никто нас так и не захватил. Мы с мамой просто ели курицу весь полет, как лишенные чувств обыватели.
Теперь ни в проводницы, ни в стюардессы не приглашают королев красоты. Пассажиров обслуживают какие-то злые мачехи с лицом и характером бульдозера. Зато и путешествия не ранят больше в самое сердце.
Так вот, летел я из Москвы. Стюардесс было две, девочка и мальчик. Девочка молодая, немножко корявая и по уши влюбленная в него. Оба румяные, лохматые. Будто каждые полчаса бегают наслаждаться совместной работой в служебный туалет. Он дразнит ее, флиртует с пассажирками. Поднимает чемодан худенькой девицы, говорит: